— Кто ты такой? — требовательно спросил он.
— Добрый приятель ваших родственников, — преувеличенно низко поклонившись, ответил Жуглет.
На лице Эрика появилось отвращение.
— Как может какой-то бродяга делать такие заявления относительно благородных людей? Объясни свою грубость, олух.
— Это оскорбление более эффектно прозвучало бы на немецком, знаете ли, — произнес по-немецки Жуглет. — Полагаю, господин говорит на языке императора, а эти ваши словесные ухищрения просто скверное прикрытие провинциального невежества?
Эрик нахмурился, заколебался, но потом все же перешел на предложенный язык.
— Ты знаешь, сколько стоит кадка меда такого размера? — спросил он с ужасным акцентом.
— Чертовски много для новоиспеченного сеньора, надо полагать.
— В любом случае это жест состоятельного человека. Ты что, настолько богат, что можешь предложить более щедрый подарок?
— Я сказал бы, что да, богат, но с какой стати мне состязаться с вами, если ни один из нас никогда ее не получит? — спокойно спросил Жуглет. — Вы раздуваете конфликт, для которого нет почвы, сударь.
— Тогда зачем ты стремишься унизить меня, подло высмеивая то, что я делаю?
Эрик резко провел ногтем большого пальца по зубам в сторону Жуглета.[1]
— Эрик! — в один голос воскликнули Виллем и Линор при виде этого грубого жеста.
Жуглет с подозрительно чистосердечным видом низко поклонился.
— Сударь, у меня и в мыслях не было оскорбить вас. Однако почту за честь разъяснить вам одну вещь, которую вы понимаете неправильно. Это касается того, в чем я общепризнанный эксперт.
— Ты слишком молод, чтобы быть экспертом в чем бы то ни было, — презрительно, но в то же время с оттенком неловкости фыркнул Эрик.
— Я известен как вундеркинд. А еще я популярен, что, впрочем, везде по-разному и порой ошибочно, как бродячий певец, менестрель, миннезингер и трубадур. Часть своей жизни я провожу, распевая романсы о куртуазной любви. Вы ведете себя бестактно и тем самым унижаете и себя, и свою возлюбленную.
Эрик залился краской. Однако любопытство и желание опровергнуть предъявленное ему обвинение оказались сильнее.
— И что же я делаю не так?
В голосе Жуглета зазвучали странные, вкрадчивые нотки.
— Начать с того, конечно, что для вас было бы правильнее найти женщину рангом выше, а не ниже вас. И предпочтительно жениться на ней. Однако на кого бы вы ни обратили свои взоры, вы должны искать ее расположения в полнейшей тайне, с деликатностью и благоразумием, не позволяя никому даже узнать ее имя. Подкатить под нос ее брату кадку с медом таких размеров вряд ли можно счесть благоразумным поступком… — Он ненадолго смолк. — Вы должны одеваться так, чтобы радовать ее игрой своего воображения, а не тешить собственную гордость. Это, — Жуглет провел рукой по своей простой желтовато-коричневой тунике, — привлекает гораздо больше. Вы не должны ни над кем насмехаться и никого оскорблять, потому что такое поведение неприятно. Далее, должен заметить, что смысл не в том, чтобы произвести впечатление на ее опекуна, будь то муж или брат, подчеркивая свое превосходство над ним… что, несомненно, входило в ваши намерения в отношении моего великодушного хозяина и друга, Виллема Сильвана из Доля. Подобное поведение не просто неудачный способ ухаживания — это дурные манеры. Виллем, полностью согласный с каждым сказанным словом, не отрывал пылающего взгляда от гривы Атланта, благодарный, но одновременно огорченный тем, что его друг наставляет Эрика так, как он сам никогда не осмелился бы.