Прошедшую ночь они провели в гостинице к югу от Бориса, опасаясь, что в самом городе скверное состояние Линор может привлечь к ней ненужное внимание. Немецкое пиво, которое здесь пили вместо вина, заставило Линор содрогнуться, таким чужим показалось оно на вкус, таким кислым и мутным. В маленькую гостиницу набилось много народу в связи с недавно разразившейся хотя и кратковременной, но сильной грозой. Оглядываясь по сторонам на путешественников с севера и местных жителей, она снова испытывала ощущение чужеродности, но уже по другой, очень странной причине: среди постояльцев было много людей той же масти, что она и Эрик. В Доле они заметно отличались, в особенности Линор: именно светлые волосы придавали ей особое очарование. Однако половина здешних людей, включая женщин, выглядевших очень скромно, могли похвастаться бледной кожей, светлыми волосами и глазами; Линор не привыкла видеть такое вокруг себя, в особенности среди низших сословий. Как ее занесло в местность, где, даже одержав победу (что маловероятно), она не будет ничем особенно выделяться?
Потом она вспомнила с содроганием, каково это — быть прекрасной, непохожей на других и находиться в безопасности… взаперти в собственном доме. И тут же все их кошмарное путешествие показалось ей долгожданным глотком свободы.
30–31 июля
Ночью налетела недолгая, но сильная гроза. Жуглет собиралась не смыкать глаз, но, когда Виллем наконец крепко уснул, тоже задремала.
Ее разбудило прикосновение знакомых рук к лицу и волосам. Она открыла глаза и испустила вздох облегчения, увидев, что лицо Виллема приобрело обычный цвет. Он склонился над ней со свечой в руке.
— Удивительно, как это ты еще не залез мне под тунику, — сказала она.
— Это было бы проявлением невоспитанности.
Виллем поцеловал ее и улыбнулся. Она ответила на поцелуй, и его рука скользнула ей под рубашку.
— Но конечно, если тебе нравятся невоспитанные…
Нахмурившись, она покачала головой.
— Виллем, кризис еще не миновал. Нужно уходить отсюда. — Он недоуменно посмотрел на нее. — Весь смысл моего громогласного заявления, что ты остановишься здесь, состоит в том, чтобы никто не знал, где ты на самом деле. Теперь, когда ты в состоянии передвигаться на собственных ногах, нужно уйти куда-нибудь, где ты окончательно придешь в себя.
— Я уже пришел в себя. — Он взял ее руку и просунул себе под одежду. — Хочешь, докажу?
— Нет! — Она сердито отдернула руку. — Ты вовсе не пришел в себя, ты на пороге смерти.
Его пыл тут же угас. Он сел и покорно вздохнул.
— В какую игру мы играем на этот раз?