Но и для тех, у кого не хватало духу вступить в открытое противостояние, был еще один путь свалить соперника. В городе имелось множество храмов, существовавших не только на щедрые пожертвования удачливых семейств, но и на доходы от судебных дел. Каждого бога надлежало почитать, как в самом храме, так и вне его, и за непочтительное высказывание, неуместную шутку или за недостаточное радение храм мог запросто привлечь провинившегося к суду. А поскольку дело было куда серьезнее грабежа и убийства, то чаще всего заканчивалось не штрафом, а виселицей. Большая часть имущества отходила к храму, меньшая, но также достаточно существенная — обвинителю.
Причем, рознь шла не только среди богатейших семейств, но и в средних и в бедных кварталах. И вот уж там, поскольку не было возможности нанимать убийц или перекупать работников, страсть к благочестию принимала нешуточный размах. А то, что все имущество будущей жертвы чаще всего заключалось в убогой лачуге, единственной свинье, корове или паре серебряных монет, разумеется, никакой роли не играло. Донос в храм был самым простым способом если не избавиться от соседа, то как следует насолить ему.
Тут Андрет впервые заинтересовался услышанным. Дело в том, что жизнь обитателей Божьего носа также включала в себя постоянные договоры и последующие тяжбы с храмами. Правда, эти тяжбы были менее разрушительными по своим последствиям — речь там шла о деньгах, а не о жизни.
И поскольку ход был его — при очередном броске монеты выпал корабль, — он тут же сказал:
— Если я правильно понимаю, при подобных судах должна кормиться целая компания защитников.
Ксанта покачала головой.
— Хорошо бы, если б так! Беда в том, что дела о кощунстве имеют очень неприятный душок. Если ты защищал такого кощунника и проиграл, значит, ты защищал человека, противного богам, и для тебя уже готово место на скамье подсудимых. А поскольку никто заранее не знает, чем кончится дело, обычно защитника на всякий случай сажают рядышком с обвиняемым и выносят им приговор вместе. Если повезет — оправдательный, не повезет — обвинительный. Так что, желающих, как сам понимаешь, мало. А теперь спроси меня, как защитник вообще может вести дело при таких условиях.
— Ну спросил, — улыбнулся Андрет.
Ему в самом деле было интересно, кроме того, при ближайшем рассмотрении эта уродка оказалась очень забавной. Болтать с ней было весело, и хотя Андрет уже понял, что от нее в любой момент можно ждать какой угодно каверзы, это его не смущало — все равно взять с него сейчас было нечего.
— Защитники, понятное дело, себе не враги, — пояснила Ксанта. — Поэтому сами они в процессах предпочитают не участвовать, а нанимают человека, который в нужное время отбарабанит нужную речь и тихо-мирно посидит в тюрьме, пока настоящий защитник будет работать, ничего не опасаясь. Об этом все знают, но судьи смотрят на такую практику сквозь пальцы, им ведь тоже не хочется прослыть убийцами, а значит, надо время от времени кого-то оправдывать. Беда в том, что найти такого подменыша тоже непросто — мало кто согласится жить в тени виселицы. Разумеется, в городе полно пропойц и отпетых негодяев, которые за любую мзду возьмутся за любую работу, но ты же понимаешь, у защитника должен быть хоть более-менее приличный вид, приличная речь и приличная память…