— Не здорово, — согласился Топорков. — И Марата спалим. Михайлов, судя по всему, калач тёртый, сразу сообразит, что информацию на него «слили» на сторону. Нам, то есть. Ну, давай придумаем… Что он тебе про себя рассказывал?
— Про себя… Друзья в Пскове, с металлом связаны…
— Не то, — отрезал Топорков.
— Ещё… Нет, про банк не говорил… Таможня, «окно» в Ивангороде…
— Не то!
— В Северо-Западном управлении…
— Не то. Ещё вспоминай.
— Ещё про военные склады. Списанное имущество… Здесь, в Эстонии.
— Кто его на нас вывел?
— Маргус. Здесь, в полиции…
— Стоп! Вот это то! И склады кстати. Завтра отыщешь Михайлова. Чую — не уехал он. Здесь ошивается. Звони ему завтра и назначай встречу. Ничего, что выходной… Мы работаем, он это знает. Объяснишь, что поговорили с Маргусом. Есть интерес по складам, сами туда выйти не можем. Списанное имущество хотим на реализацию, но без прикрытия не потянем. Хоть жопу ему вылижи, но на переговоры вытащи. А там и Марат с ребятами подключится… Понял?
— Как не понять. Вылижу, не впервой…
Черемшов, посидев для приличия с полминуты, встал и подошёл к двери.
— Так поехал я, Михал Владимирович?
Свет фар бело-синим кругом прошёл по стене. Двигатель, сонно, нехотя, заурчал, разогреваясь. И вдруг взревел резкой, отчаянной перегазовкой.
— Это он только сейчас завёлся? — удивлённо сказал Топорков. — Да ещё и с места рвёт! Вот работничек…
— Мы машину у дома поставили, там глина одна, — оправдывая Колю, пояснил Черемшов. — Трогаться трудно…
— Ладно, адвокат…
Топорков потушил окурок о край стола и, не найдя в полутьме пепельницы, бросил его в напольную вазу.
— Ничего, Сергеич… Сильно пока на напортачили… Может, и не так плохо всё… Поезжай. Ищи гебиста этого. В воскресенье все работаем. И ты, и ребята твои. Я завтра в офисе с двенадцати. И жду от тебя звонка.
05 сентября, 1994, понедельник, 15.30, Москва
Белая «Газель»-фургон, тяжело вздохнув, остановилась у дома в тихом московском переулке.
Постояв с минуту, медленно сдала назад, развернулась на узком пятачке, лишь чудом не заставленным забившими переулок машинами, и, качнувшись бортом на бордюре, заехала в узкое пространство, почти щель в разрыве прижавшихся друг к другу домов.
Водитель заглушил двигатель. Отвернув рукав потёртой джинсовой куртки, глянул мельком на часы. Откинул голову на подголовник, закрыл глаза. Уже в полусне (похоже, мешал ему разбавленный облаками осенний свет) нащупал козырёк кепки-бейсболки, надвинул её на лицо. И после этого засопел в короткой, сладкой дремоте.
«Пятый третьему. Чисто».
В глубине фургона полумрак. Только экраны, голубовато-серые, освещают лица сидящих там пассажиров.