На балконе, в подвешенном шкафчике с инструментами, на дне коробочки с набором крестообразных отверток, в целлофановом пакетике у него была заначка: пятьдесят долларов мелкими купюрами. До них воры не добрались. Обнаружив деньги в целости и сохранности, Старый Опер с прищуром поглядел на солнце, подмигнул севшему на перила сизарю и рассовал доллары по карманам: пять — долг Кате Илларионовой, еще пять — на бензин, два — на сигареты…
— Алло! — откликнулся запыхавшийся от быстрого бега абонент. — Я вас слушаю!..
— Привет, Итальянец, — сказал Каменев.
— И в самом деле, Старый Опер! — не то обрадовался, не то испугался абонент. — Сколько лет, сколько зим, Сан Саныч! Чем могу служить?
— Можешь. Имею продать товар. Реликтовая тачка ижевского завода по кличке «Москвич» семьдесят восьмого года рождения. Та самая, на которой я тебя возил в «браслетах» в МУР.
Вместо ответа Итальянец присвистнул, что означало оценку сложности поставленной задачи.
— Бабки в чистом виде за вычетом твоего гонорара и накладных расходов нужны срочно.
— Понял, — озадаченно проговорил Итальянец. — За товаром кого-нибудь прислать или пригоните сами?
— Сам пригоню. Если заведу.
Больше Каменев по телефону распространяться не стал, еще раз посмотрел на часы, показывавшие четверть двенадцатого, и отправился в гараж.
— Вот тебе пять американских рублей, — пришлепнул купюру к туалетному столику. — Бери и ни в чем себе не отказывай.
— Откуда?..
— Бог послал.
Ключи от гаража нашлись в кармане бушлата в кладовой. Каменев шел по двору нетвердой походкой: внезапная мысль о том, что машины, которую он видел в последний раз, еще когда с крыш свисали сосульки, может не оказаться на месте, взволновала его. Но старенький голубой «Москвич», изрядно побитый ржавчиной, сиротливо стоял на колодках.
Он снял пиджак, надел синий промасленный комбинезон и принялся обряжать машину перед тем, как отправиться на ней в последний путь.
«Ничего, — утешал он себя, снимая аккумулятор, — ничего. Не такое переживали, справимся и с этим».
Свободное падение Старого Опера было слишком очевидным, но он был горд и самолюбив, а потому не стал звонить о несчастье даже друзьям. Хватало того, что Женька жалостливо приютил его в своей, еще не набравшей должной силы, конторе. И к Итальянцу, которого Каменев брал два раза и самолично отвозил на Петровку, обращаться было, конечно, западло. Но мир перевернулся. «Отступило вспять веселье святочное», — как писал поэт. Теперь он, полковник Каменев, был у подножия иерархической лестницы, на верхней ступеньке которой стоял Итальянец — бывший профессиональный угонщик и разбойник содержал шикарную заправку близ Ботанического сада с оснащенным ремонтным комплексом и комиссионной площадкой. Ясно было козе, что это «крыша», Каменеву ничего не стоило вычислить, кто на самом деле был держателем «Лады». Но… Следовало зажмуриться и наступить на горло собственным амбициям.