К вечеру это занятие дико наскучило Ниру, он то и дело зевал, бросая вокруг осторожные взгляды, отслеживая интересных людей. Увы, таковых в трактире почти не нашлось, разве что служитель Трех, который, даже обедая не снял скрывающего лицо капюшона. Любопытно, что он скрывает? Что-то явно скрывает, не прячут лицо просто так. Но это, в конце концов, юноши не касалось, и он снова посмотрел на карту. И едва не подпрыгнул от неожиданности — Валльхайм сошел с дороги и углублялся в чащу! Нир протер глаза — этого не могло быть потому, что не могло быть никогда! — однако ничего не изменилось. Огонек метки продолжал двигаться на запад.
Юноша, забыв обо всем, подхватил карту, сорвался с места и ринулся вверх по лестнице. Даже книгу свою оставил на столе. Граф нашелся в их комнате, где он, негромко похрапывая, спал на одной из кроватей — в этом, значит, и заключались его неотложные дела?..
— Ваша светлость! — потряс его за плечо Нир. — Вставайте!
— Ну чего тебе еще?.. — недовольно пробурчав ло'Тарди, приоткрыв один глаз.
— Валльхайм ушел в лес!
— Что?! — сразу проснулся граф. — Ты издеваешься?!
— Нет, — злорадно усмехнулся юноша, ему редко удавалось как следует достать патрона, и это был как раз такой случай. — Сами смотрите.
Он протянул ло'Тарди карту. Тот ухватился за нее и ошалело уставился на движущийся на запад огонек. Некоторой время он молчал, а затем разразился такой тирадой, что Нир пожалел об отсутствии блокнота — давно не слышал столь виртуозной ругани.
— Мы влетели, — констатировал несколько успокоившийся граф через некоторое время. — Прикажи седлать наших ульхасов. Выдвигаемся немедленно!
— Почему? — удивился юноша. — Темнеет уже…
— И что с того? — скривился граф. — Нам могут инкриминировать небрежение долгом. Это ты понимаешь?..
Небрежение долгом?! Во втором аррале это определение означало смертную казнь для виновных. Их устраняли негласно и тихо, без суда и следствия. Иногда таким образом убирали неугодных подчиненных. А поскольку данной операцией руководит личный враг ло'Тарди, то такой исход вполне вероятен. Ведь они не отправились дальше после обеда, а остались в трактире. Если бы Валльхайм спокойно шел по дороге и пришел сюда, то это бы никого не заинтересовало. А поскольку этого не произошло…
— Вы правы, надо немедленно ехать, — подобрался Нир. — И что этому идиоту понадобилось в лесу?..
— Это уже неважно, — отмахнулся граф. — Скорее всего, хочет уйти от наблюдения. Только не знает, что такое Ойнерская пуща. Иначе бы ни за что туда не сунулся. Самоубийца…
Юноша поежился. Из того, что он знал об Ойнерской, или, как ее еще часто называли, Черной пуще, следовало, что Кенрик Валльхайм действительно самоубийца — в ней не выживал никто. Только отлично экипированные отряды охотников на карайнов числом не менее полусотни изредка выбирались оттуда — и далеко не в полном составе, особенно, если ходили за двухвостым котенком. В этом случае потери обычно составляли от двадцати до сорока человек. Правда, если они приносили то, за чем шли, то до конца жизни могли жить безбедно. Поэтому, несмотря на риск, и записывались отчаянные сорвиголовы в охотничьи отряды — иного способа быстро разбогатеть в Игмалионе не было. Богатым становился один из сотни, остальные гибли. Ведь не только карайны водились в Ойнерской пуще, много было и других хищников — одни стаи лергу хотя бы взять. Или черных волков. Или пестрых шакалов — мелкие твари, но их слишком много, в стае порой до трехсот голов бывает. И это не говоря уже о зорхайнах, которых в последнее время что-то уж слишком много расплодилось. Даже до Страйна иногда добирались, через весь перешеек.