— Если у тебя будет ребёнок, я…
— Молчи… — Глаза Ланы были невероятно глубоки, как вечность. — Я слишком хочу этого… не спугни…
Когда официантка принесла нам сыр и вино, мы уже сидели рядом, я обнимал её за плечи и молча гладил её тонкое запястье. Оно казалось необычайно хрупким, в чём-то даже хрустальным — сквозь белую кожу просвечивали голубые и красные вены, я мог легко обхватить его двумя пальцами, средним и большим. Такой нежной и полупрозрачной кожи я не видел ни у кого, казалось, даже поцелуй способен оставить на коже след, как от ожога.
Иногда я ловил себя на том, что её кожа становится тоньше к зиме и наливается солнечной силой в лето. Вопреки общепринятому убеждению, Лана не боялась солнца, она любила его и наслаждалась даже нашей убийственной жарой, когда под сорок пять градусов в тени, плавится асфальт и только коренные жители могут реально существовать в этом пекле. Впрочем, в полдень, когда раскалённый воздух, поднимаясь от земли, смешивается с пылающим жаром неба, реальность размывается, а живые люди кажутся загорелыми призраками и миражами на фоне белых башен кремля или храмовой зелени ив над тёплой волной Волги…
Волга, река-Ра, река-Солнце, река, давшая имя главному божеству Египта, река — раздел Европы и Азии, река вечно движущегося времени, река-эпоха, река-песня, река — смысл бытия, река-зеркало, в которое смотрится Вселенная… Цвет глаз Ланы, цвет влтавина и цвет моей души…
— Тебе не кажется, что мы сумасшедшие?
— Может быть. А знаешь, если в этом кафе есть скрытые камеры наблюдения, то управляющий и официантки сегодня просто обзавидуются…
— Что нас ждёт?
— Зачем тебе знать? Когда не знаешь, жизнь полна сюрпризов.
— Я давно хотел спросить…
Она замолчала. Не в ожидании моего вопроса. Скорее как раз наоборот: она не хотела, чтоб я спрашивал. Но в то время я был настолько бестактен или попросту груб, что не мог удержаться. Это поганое человеческое любопытство… Эта живучая подлость, пока не сунешь пальцы в чей-то пробитый копьём бок, не коснёшься отверстой раны, не причинишь двойную боль и своими грязными руками, и неверием…
— Спрашивай.
— Уверена?
— Да. — Её голос был абсолютно ровным, а взгляд не отражал ничего. — Я делала всё, что мне сейчас хочешь предложить ты. Я общалась с высшими иерархами Русской Православной Церкви. Молилась, каялась, жила в монастырях. Знаешь, что мне там говорили? «Ты — великая грешница, тебе нет прощения!» — «Иди проси, к святым отцам, Богородице Заступнице, если они не помогут, не поможет никто». — «Мы можем только молиться за тебя…» А чаще всего просто выставляли вон.