.
Я воскликнул:
— О шейх! Это касида Джарира[132], которую даже дети знают и женщины повторяют! Ты услышишь ее и в бедуинском шатре, и при халифском дворе!
Он возразил:
— Не приставай! А помнишь ли ты какие-нибудь стихи Абу Нуваса[133]? Прочти мне!
И я прочел:
Не буду оплакивать кочевье весеннее,
Верблюдов и колышки палатки изношенной!
И что горевать мне над жилищем покинутым —
Ведь сколько уж лет оно любимыми брошено!
О, как пировали мы с друзьями под звездами,
И каждый из них валился, хмелем подкошенный.
Вино подносил нам газеленок крестящийся,
Глазастый, в зуннаре
[134], соблазнительно сложенный.
Срывал с его губ слюну, из рук вырывал кувшин —
Как праведник с виду, но к греху расположенный.
Друзья опьяневшие заснули, а я меж них,
Боясь быть поверженным, глядел настороженно.
Но, чтоб усыпить его, храпел я — и вскорости
Дремота к его глазам подкралась непрошенно.
Он лег на постель — ах, слаще трона Билкис
[135] она,
Хотя в беспорядке все на ней, все взъерошено.
Не раз возвращался я к нему, а наутро он
От звона церковного проснулся, встревоженный:
«Кто тут?» И ответил я: «Священник пришел к тебе,
Чтоб твой монастырь ему помог, как положено».
Сказал он: «Клянусь, что ты — злодей отвратительный!»
Ответил я: «Нет, ведь зло не мною умножено!»
Услышав эти стихи, шейх развеселился, стал вопить и кричать.
Я сказал:
— Какой ты мерзкий старик! Не знаю, что глупее — то, что ты присвоил стихи Джарира, или то, что ты восхитился этими стихами Абу Нуваса, развратника и бродяги.
Он возразил:
— Не приставай ко мне, иди своей дорогой, а если встретишь на пути человека с маленькой мухобойкой в руках, который в дома захаживает, своей хлопушкой помахивает, восхищаясь ее красотой и гордясь ее бородой, то обратись к нему с такими словами: «Покажи мне скорей, где кит тонкобокий привязан в одном из морей. Известны его приметы: жалит он, словно оса, чалма у него из света, отец его — камень, но не со дна морского, а мать его — тоже рода мужского[136]. Длинный хвост, голова золотая сверкает, имя его — огонь, кто же того не знает? Он одежду, как моль, проедает, все запасы масла уничтожает. Это пьяница, который не напивается, едок, который не наедается, расточитель неудержимый — всех одаряет, кто ни проходит мимо, но его богатство от щедрости не уменьшается, все время он вверх поднимается. Что его радует — для тебя огорчение, что вредит ему — для тебя облегчение».
И продолжал:
— До сих пор я скрывал от тебя свою историю. Мы бы отлично поладили, но раз ты не хочешь, то все обо мне узнай сейчас: ни одного нет поэта, кто живет без помощника от нас. Это я продиктовал Джариру ту касиду, ведь я — шейх Абу Мурра