Немало времени прошло с тех пор, как он сообщил в полицию об убийстве Дикке. Если он не ошибся, тело Дикке сейчас должно находиться в отделении судебной медицины Центральной государственной больницы.
Четыре капельки крови. Страх. Решиться? Ему было не по себе, однако что-то подсказывало: необходимо выяснить, как была убита царица роя хяппи.
Он был знаком с доктором Серкером, встречались в клубе любителей вина. Доктор Серкер слыл одним из лучших в стране патологоанатомов. И он работал в Центральной больнице.
Почти не хромая, Фредрик подошел к телефонной будке. Отыскал в справочнике нужный номер и позвонил. Узнал от телефонистки, что доктор Серкер сегодня работает.
Вернувшись к своему столику, посидел, крутя между пальцами бокал, прежде чем одолел непонятный страх, который нападал на него всякий раз, когда он вспоминал пережитое в квартире фрёкен Хауг.
Позвонил снова.
Доктор Серкер не мог ничего сказать о причине смерти молодой женщины. Никаких внешних признаков насилия. Никаких ранений. Только капли крови на коже в разных местах. Внезапная остановка сердца без видимых причин. Полиция и занимавшиеся исследованиями врачи сомневались, что речь идет о преступлении.
Полиция… Что будет, если он сейчас пойдет туда? Тот факт, что он дважды оказывался первым на месте преступления, не сулил ему ничего приятного. Скорее всего, его словам поверят, ну и что? Тотчас пресса займется его окружением, «Кастрюлькой», Тобом и Анной. И он не сможет больше оставаться невидимкой.
Где сейчас фрёкен Хауг? Что произошло в ее квартире? Может быть, она тоже мертва, лежит в ванной, спальне или на кухне.
С крохотными капельками крови на коже.
Нет, тогда доктор Серкер сказал бы, что произведено вскрытие двух тел.
Он попытался вспомнить, как выглядела фрёкен Хауг. Заурядная внешность, возраст — лет тридцать с хвостиком, очки, светлые, не слишком длинные волосы. Таких сколько угодно, он вряд ли узнал бы ее, встретив на улице.
Без Рыбы.
Фредрик развеселился. Поврежденное запястье, на левом бедре — блямба, напоминающая проказу, треснутое ребро, разбитый подбородок. Так и должно быть, раз он отважился воевать. Вот только одно: не противник повинен во всех этих травмах, а он сам.
Он сражается с самим собой?
Дикая мысль вызвала дикий смех, он весь трясся от хохота, люди за соседними столиками уставились на него, он лег грудью на стол, хохоча, как безумный, официанты застыли в разных позах, озабоченно хмурясь. Фредрик взялся за горло, пытаясь остановить смех, но это не помогло, лицо его посинело, по спине побежали мурашки, хохот сменился рваными хрипами, у него перехватило дыхание, и только после этого он стих.