– Только с оружием в санитарную зону нельзя.
– То есть как?
– У нас тут госпиталь, и на территорию госпиталя с оружием нельзя. Оружие вы можете сдать в камеру хранения.
Мы покрутили головами: весомости словам кап-три придавали два матроса с автоматами наперевес, и у меня было подозрение, что это только те, что вышли на свет. А из тёмных углов в нас целят куда больше.
– Есть сдать оружие, – вдруг наигранно весело сказал Математик.
Мы пошли в камеру хранения, которая оказалась чем-то вроде гардероба. Только гардеробщик был в форме угрюмый мужик в пятнистой форме. Я чуть не засмеялся, когда он действительно внёс наши имена в книгу и выдал пластиковые номерки с тиснением, у меня было предчувствие, что на них будет выдавлено что-то вроде "Театр юного зрителя", но там оказалась непонятная аббревиатура ВМА. Наши стволы встали в ружейную пирамиду, и за ними захлопнулась металлическая дверь. Кап-три сменился с поста и повёл нас к начальнику охраны. Нас вели довольно долго. И я успел обнаружить, что станция эта огромная, с рационально использованными тупиками и помещениями, с аккуратными надписями и названиями, написанными под трафарет тем самым шрифтом, который бывает только у военных.
И ещё меня удивил специфический медицинский запах. Этот запах приходил не из тоннеля, он пришёл из детства. Что-то пробуждали в памяти эти запахи "Площади Ленина": поликлинику, очередь к врачу. Разгадка была проста: станцией управляли не просто военные, а военные медики.
Меня всё больше и больше радовала эта станция. В моём детстве военных принято было ругать за тупость, а тут я видел оборотную сторону внешне бессмысленных действий. Вот, к примеру, те же номерки: ты получил этот кусок пластмассы в руку и вспомнил о другой жизни, жизни до Катаклизма. И вот ты ощутил, что есть пространство, где поддерживается порядок, где есть правила, а не анархия драки всех против всех в обесточенном тоннеле.
Нас представили какому-то начальству. Оно, чтобы не терять лица, не стало нас расспрашивать. Всех москвичей поместили в карантинный бокс и придирчиво осмотрели.
Там я впервые увидел электронные измерители степени мутации, которые в просторечии звались "мутометры", а ещё больше подивился тому, что у Математика оказался точно такой же. Только у военных медиков это были большие коробки в зелёных, несколько облезших корпусах, а у Математика гладкий изящный прибор в чёрном пластике.
Впрочем, мы оказались достойными доверия, хотя нас и допросил контрразведчик больше для формы, чем подозревая в нас врагов. После этого мы расположились в боксе за станцией и устроили себе лежбища из наших собственных ящиков. Так получилось, что Математик и Мирзо сразу сбежали куда-то по своим делам, перетирая что-то с местным начальством, а мы с Владимиром Павловичем отдувались за всех.