Когда Рейф наконец заговорил, его голос был таким тихим, что Фебе пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его слова.
— Почему же, по-твоему, я на это не способен? Неужели только потому, что моя мать была не такой, как надо? — В его словах слышалась обида. — Или ты считаешь, что тот факт, что я появился на свет вне брака, неизбежно влечет за собой мою умственную неполноценность?
Колдер занервничал.
— Брось, Рейф! Это смешно. Никто не обвиняет тебя в умственной неполноценности. Все знают: у тебя светлая голова… Вопрос в том, когда ты наконец станешь ею думать.
— Ах вот, значит, как! Оказывается, я не склонен принимать обдуманные и взвешенные решения? В таком случае скажи на милость: кому из нас двоих пришло в голову сделать предложение женщине, с которой ты ни разу не встречался лично?
Ну вот. Разговор снова зашел о ней.
— Причины, по которым я решил не откладывать дело в долгий ящик, и мое скоропалительное предложение мисс Милбери к нашей беседе не имеют никакого отношения, — недовольно пробурчал Колдер.
«Да? Как жаль!» — с досадой подумала Феба, горя желанием услышать продолжение. Новый поворот в разговоре еще сильнее разжег ее любопытство.
— Полагаю, если бы ты ответил на этот вопрос честно, возможно, нам пришлось бы решить это где-нибудь в другом месте или… драться на дуэли.
Феба похолодела от ужаса. О Боже! Что она натворила? Вбила клин между родными братьями!
Или только обострила вражду и соперничество, которые существовали между ними задолго до ее появления в этом доме, возможно, годами? Может быть, Феба — только очередной повод для сведения счетов между братьями?
— Ты снова пил? — спросил Колдер покровительственным тоном, стараясь скрыть тревогу.
Рейф тяжело вздохнул. Феба, замерев, ждала и молила Бога о том, чтобы дело не приняло серьезный оборот.
— По правде говоря, нет, — более непринужденным тоном ответил Рейф. — И капли в рот не брал с тех пор, как здесь появились дамы.
Феба услышала удаляющиеся шаги Рейфа.
— Хотя несколько минут твоего братского участия в моей судьбе возбудили во мне огромное желание напиться до беспамятства! — оглянувшись, крикнул он Колдеру.
Шаги стихли, и в коридоре наступила тишина. Феба не знала, здесь ли Брукхевен или уже ушел, и боялась приоткрыть дверь, чтобы посмотреть.
И в этот момент услышала, как Колдер пробормотал себе под нос:
— Провались ты пропадом, проклятый дом! Иди ко всем чертям!
Услышав такое святотатство, Феба в ужасе округлила глаза. Ее потрясли не сами слова — она слыхала и более грязные ругательства, а тот факт, что они слетели с языка скупого на эмоции, холодного и сдержанного маркиза Брукхевена, слывшего святошей.