Юноша поднял голову, и она поняла, что он не слышал ни единого слова.
– Я сложу умоломку.
– Ты не можешь, Фарел, - резко сказала она. - Детский бог не услышит тебя.
Он бросился на берег. Рухнул на черный песок, обнимая ускользающую, рассыпающуюся плоть земли. Белая злая ярость душила его, и грудь готова была разорваться от боли.
Ты не можешь. Детский бог не услышит тебя.
Фарел бессильно замолотил по песку кулаком.
Я четырежды собирал умоломку. Четырежды! Кё говорила, такое не удавалось еще никому.
Детский бог любит тебя, Фарел.
Столько лет волна уходила, не забрав ни одной жизни, ни одного жилища. Столько лет отвозили полную дань, а оставалось еще вдоволь: малыши росли крепкими, здоровыми, старики мерли редко. Головоломка безымянного бога хранила их от стихии.
Фарел тоже - хранил.
Хур скалился с черного неба. Даже сердце Аша не выглянуло сегодня, чтобы помешать его торжеству.
Ждать. И надеяться, что кто-то другой убережет селение от волны.
А если - нет?
А он будет бессилен.
Они приходят в башню друг за другом: совсем малыши и почти мужчины. Девочки почти так же часто, как мальчики. Они жуют черные ароматные горошины и закрывают глаза. Зовут детского бога.
Они поворачивают яркие кубики.
Все четыре картинки были разными. Невозможно было повторить собранную головоломку. Просто нужно было почувствовать мгновение, когда тёплым лучом проливался на тебя восторг, вздрагивала и тихо вздыхала башня. И ты понимал - волна остановлена.
А через несколько дней или часов умоломка снова становилась хаотическим нагромождением гладких кубиков. Сама.
Детский бог не услышит тебя.
– Я не уйду, - крикнул Фарел морю, еще не родившейся волне. - Слышишь? Я не уйду!
Брошенное селение мертво торчало на берегу, как объеденный чакками дохлый киит.
Вроде бы только что метались женщины, подхватывали на руки ревущих от страха малышей, бестолково увязывали пожитки. Хмуро вглядывались в горизонт мужчины, шныряли меж домами неугомонные мальчишки: одним им сумятица казалась весёлой. И, надрываясь, кричала в лицо деревянному Ашу старая Хораса:
– Волна идёт! Волна!
И вот - будто и не жили здесь никогда.
Фарел постоял возле дома Найры, бездумно окинул взглядом Ашеву башню.
Когда они вернутся, башню придется отстраивать заново. Интересно, унесет ли волна статую.
Глаз Аша глядел сквозь туманную дымку. Хур виден был почти так же хорошо, как ночью. Он уже дохнул: вода уползала от берега, убегала, обнажая черный песок дна, и мелкая рыба билась среди мокрых оранжевых водорослей.
Фарел смотрел, как завороженный, не в силах двинуться с места.