Глянул вдоль веранды туда, где за десятками других стоит Ленина койка. Что она сейчас там делает? Наверное, плачет… Написал ей:
«Лена, знаю по себе, никакие слова не помогут, когда большое горе. Знаю, но пишу. Крепись Лена. Не плачь. Мы все с тобой». Надо было написать лучше, но я не сумел. Ответа не ждал, однако он пришел:
«Спасибо, Саша».
У меня разболелась нога. Сначала решил — пустяки, пройдет, однако вчера боль стала невыносимой, поднялась температура. С нетерпением ждал обхода, а он, как назло, все задерживался. Уже после обеда спросил Ольгу Федоровну: будет ли обход.
Всегда звонкоголосая, смешливая, как будто наша ровня, на этот раз она ответила тихо, невесело:
— Будет. В пять… — И вдруг всхлипнула. — А Сергея Львовича не будет… Уже уехал на фронт… Даже проститься не успел…
Новость оглоушила нас. У каждого самое большое — надежда на выздоровление была связана с Сергеем Львовичем. Да и не только это. Сергей Львович был для нас больше, чем врач.
Особенно сильно переживал Ванька. Он смотрел на меня круглыми глазами, в которых копились слезы, говорил, выкрикивая:
— Что делать-то, а? Как же я без него? Кто теперь узнает: здоровый я или больной?..
Начался обход. Нам сказали, что новым заведующим отделением теперь будет Марья Гавриловна. Она была рядовым врачом в другом отделении. Мы ее почти не знали. Но видеть видели — высокая, худая, с какими-то заспанными красными глазами и черными усами.
Я пожаловался на боль в ноге. Она повертела мою ступню, зачем-то постукала длинным костлявым пальцем по гипсу, приказала коротко:
— Гипс снять.
Ванька смотрел на Марью Гавриловну недобрым взглядом и о своей выписке не заикнулся. После обхода он сказал, сдвинув брови:
— Видал — ученая! Трик-брик и — готово: снять гипс! А что она понимает? Просто покомандовать прилезла. Нравится, что все слушаются.
Никакой охоты спорить с Ванькой у меня не было.
Впервые за много дней увидел Лену — нас свезли смотреть кинофильм «Мы из Кронштадта». Она не улыбнулась мне, как бывало, только медленно кивнула. Зойка и Ира то и дело оборачивались к ней, что-то говорили и, посмеиваясь, поглядывали на ребят. Она же ответила им всего два — три раза и то коротко, нехотя.
Оттого ли, что Лена похудела, или из-за появившихся темных разводьев глаза у нее стали еще больше. Только были они теперь печальными и строгими.