Скажи мне, если бы собрались на совет все великие государи и спросили бы твоего царя, что ему сделали плохого мы, убыхи, в чем он их обвиняет, за что уничтожает, — я хотел бы знать, что он мог бы на это ответить.
Да, ты сказал мне правду: мы когда-то приняли ваше подданство, надеясь, что нам в этом подданстве будет хорошо жить. Но наши надежды были обмануты. Мы привыкли вести морскую торговлю, ни у кого не спрашивая, чем нам можно торговать и чем нельзя. Вы запретили приставать к нашему побережью всем кораблям, кроме ваших. Вы стали называть разбойниками наших дворян и запретили им продавать в рабство пленных, которых они взяли в бою. У нас свои законы, а у вас свои. Мы не хотим, чтоб ваши чуждые нам законы стали ярмом на нашей шее. Вы хотите лишить нас нашей мусульманской веры. Мы знаем, что, как только мы окажемся в вашей власти, вы начнете насильно крестить наших детей. Когда вы во время войны не можете защитить от турок это побережье, вы уходите, оставляя его и нас на произвол судьбы! А когда возвращаетесь — начинаете бранить нас изменниками! Какой же, я спрашиваю, мир может быть заключен между нами?
Генерал, ничего не ответив, вынул из кармана платок, вытер выступивший на белом лбу пот и, заложив руки за спину, подошел к стволу платана и стал разглядывать его так, словно прикидывал, как бы получше срубить его. Потом вдруг повернулся и обратился к Ахмету, сыну Баракая:
— Уважаемый Ахмет, сын Баракая, я думаю, что ты не последний человек среди убыхов, и мне хотелось бы услышать сегодня и твой голос.
Ахмет, сын Баракая, как стоял, вытянувшись во весь свой высокий рост, так и не шелохнулся и ответил на вопрос генерала не сразу, а когда уже всем показалось, что он так и не ответит:
— Вы не понимаете нас, господин генерал, а мы не понимаем вас.
У Хаджи Керантуха зло блеснули глаза, — наверно, ему не понравились слишком спокойные слова Ахмета.
А генерал, услышав их, улыбнулся:
— Ты слишком мудр, Ахмет, сын Баракая, ты хочешь, как это у вас говорят, чтобы и курица была со всех сторон поджарена, и палка, на которой ее вертят над огнем, осталась цела. Но эта мудрость не для войны. На войне так не бывает!
Генерал заложил руки за спину, медленно прошелся взад и вперед и, встав перед Хаджи Керантухом, сказал громко и медленно:
— Вы сами вынудили его величество государя императора принять против вас крайние меры. Другие горцы оказались предусмотрительнее вас: или переселились в долины, или сложили оружие и обещали жить с нами в мире, а вы все еще воюете, все еще надеетесь на султана. Его величество государь император еще в прошлом году, находясь на Кавказе, изволил принять по вашему делу высочайшее решение, о котором я обязан напомнить вам еще раз, наверное в последний: «Убыхи должны решить, желают ли они переселиться на Кубань, где получат в вечное владение земли и сохранят свое народное устройство и суд. Если нет, пусть переселяются в Турцию».