Первые залпы (Мартьянов) - страница 13

Казалось бы, все как и должно быть. Но вот Москва присылает распоряжение: перебежчика немедленно доставить в столицу, в Наркомат внутренних дел, сообщение его тщательным образом проверить, а на офицера, допрашивавшего перебежчика, представить подробнейшую служебную характеристику: что он за работник? Можно ли ему доверять? Не предатель ли он?

«Это может быть провокацией. Продолжайте вести усиленное наблюдение и больше никаких мер пока не предпринимайте».

И действительно, нужно было опасаться настоящих провокаций со стороны наглой и коварной фашистской разведки. Уж кто-кто, а пограничники не раз испытывали на собственной шкуре ложные удары и обманные действия противника, маскирующего свои подлинные замыслы.

В сентябре тридцать девятого года гитлеровская армия, разгромив войска панской Польши, захватила в плен много поляков и белорусов, семьи которых проживали в Западной Белоруссии и оказались в Советском Союзе. Между пленными и их родными протянулась не только колючая проволока концентрационных лагерей, куда гитлеровцы загнали пленных, но и государственная граница. И вот администрация лагерей стала внушать своим узникам, что немецкое командование не освобождает их из плена только потому, что советские власти якобы не желают пропускать их через границу. И, дескать, если вы не боитесь проникнуть через нее на свой страх и риск, то, пожалуйста, мы освободим вас и даже подвезем на машинах к самому Бугу. А там уж сами действуйте…

Пленные с радостью соглашались. Любой ценой, с любым риском, но прорваться через границу к себе на родину, к своим семьям! И они прорывались, заметая следы, и заставы поднимались по тревоге, устремлялись в погоню за неизвестными нарушителями границы, а в это время где-нибудь в другом месте гитлеровцы забрасывали своих шпионов, и те под шумок проходили.

Нет, с гитлеровской разведкой нужно ухо держать востро. Тем более что дана установка: не поддаваться на провокации! Соблюдать величайшую осторожность!

Но и Родину нужно оградить от роковых неожиданностей. На то они и пограничники.

Тут задумаешься…

Словом, и человеку тому из-за Буга нельзя слепо верить, но и сигнал его о войне без внимания оставлять преступно.

Вот о чем шел разговор в комендатуре при закрытых дверях после полудня двадцать первого июня.

Часы, оставшиеся до наступления темноты, человек, приехавший вместе с Солдатовым, провел безвыходно в том самом кабинете, где шло совещание.

Тем временем капитан Кондратьев, начальник штаба комендатуры, сел на коня и поехал в Новоселки. Через полчаса он был уже там. Въехал во двор заставы, спешился, молча выслушал рапорт вышедшего из казармы Горбунова.