. — Зато он может потерять меня.
— И этого я надеюсь не увидеть и буду молить богов...
— Ты изменился, Афраний,— перебила она его и отвернулась.
Агриппина и Афраний Бурр стояли за одной из колонн галереи, ведущей в покои императора. Когда
Агриппина отвернулась, он быстро посмотрел по сторонам и отступил на шаг.
— Ты тоже покидаешь меня,— сказала она, все еще глядя в сторону.— Все покинули меня, все те, кого я приблизила к трону. А ведь мы любили друг друга, Афраний. Любили! Или ты все забыл?
Он не ответил. Он с грустью подумал, что эта женщина, любившая многих и не любившая никого, умела влюблять в себя каждого. И он, Афраний Бурр, не стал исключением.
— Он сказал, что примет меня? — спросила она холодно и бесстрастно.
— Лишь только приведет себя в порядок,— ответил он и, вопреки собственному желанию, добавил с нежностью, едва слышно: — Годы не изменили тебя, ты так же хороша, Агриппина.
Она медленно повернула к нему голову, осмотрела его лицо — от волос до подбородка — так, будто хотела найти в знакомых чертах что-то очень нужное ей, ответ на незаданный вопрос.
— Я постараюсь доказать это делом, Афраний.— Она улыбнулась одними губами.
— Не понимаю тебя.
— Я и сама не понимаю...— Агриппина вздохнула.— Не красота уходит с годами, а желание пользоваться ею.
— Пользоваться ею? — переспросил он, поморщившись и подавшись вперед.
Она резко выставила руку ладонью вперед:
— Не надо, Афраний. Иди. Не нужно, чтобы нас видели вместе.
Он помедлил, потом не спеша повернулся и, тяжело шагая, придерживая здоровой рукой искалеченную, пошел вдоль галереи.
— Встань вот здесь, за статуей.— Нерон указал на статую в самом дальнем углу комнаты.— Я не хочу оставаться с ней наедине.
— Но я...— Отон был в нерешительности, на лице отразилась тревога.
— Ты отказываешься? — холодно, с глухой угрозой спросил Нерон.
— О нет, император,— поспешно ответил Отон,— но я думал, что твой разговор с матерью...
Он снова не договорил, и Нерон нетерпеливо бросил:
— Договаривай.
— Я думал, что такой разговор... что разговор императора с матерью не для чужих ушей.
— С каких это пор ты стал мне чужим?
— Но я хотел сказать...
— Иди.— Нерон снова указал на статую.— И помни, что жизнь твоего императора сегодня может быть в твоих руках.
— Прости, я не очень тебя понимаю.
Нерон недобро улыбнулся:
— Ты ведь слуга императора, Марк, ты сам мне сказал об этом.
— Да, это так.— Отон кивнул, но не вполне твердо.
— Тогда ты должен знать, что делают со слугами, не понимающими волю своего господина.
— Прости.— Отон виновато улыбнулся.
— Иди,— приказал Нерон,— и будь настороже. Моя мать иногда превращается в львицу. Ты должен знать, что тебе делать, если она выпустит когти.