Сын, ухмыльнувшись, выжидающе посмотрел на него.
— Вот хороший пример! — Никола, поморщившись, остановился на одной странице. — Вот тут Солженицына арестовали уже. Вот следствие. Вот! — Никола снова хрустнул книжкой. — В общем, в органы попала его переписка с друзьями. Сплошь и рядом в ней, вот, цитирую, — Никола скользнул хмурым взглядом по ухмылке сына, — «крамольные мысли» и «подозрительные выражения». Он — Солженицын — конечно, тут герой. Он тут боится потянуть за собой в гулаг, цитирую, «чистых, мужественных, мятежных» людей и «плетет, вот смотри, следователю все что-либо правдоподобное», «сколько надо, вот, раскаивается», «сколько надо, вот, прозревает». Но, однако, дневник…! — Никола опять покосился на сына. — Представляешь, он, олух, вел дневник, который тоже попал…
— Он не олух!! — вскинулся сын.
Никола на мгновение запнулся, взгляд его потемнел.
— …В общем, он вел дневник, который тоже попал в органы, — четыре блокнота, вот, цитирую, «полных рассказов однополчан о коллективизации, о голоде на Украине, о тридцать седьмом годе». Тут он «прозрачно, вот, смотри, так он и пишет — «прозрачно», обозначал» тех, кто ему все это рассказывал. Теперь он… не олух… боится и за этих людей. Однако, к его большому счастью, после четырех месяцев следствия эти блокноты были, вот, смотри, как пишет, «зашвырнуты в зев лубянской печи»…
— А теперь, — сказал Никола, сосредоточив взгляд на сыне, — я задаю вопросы.
Если все жили в страхе, если доносы процветали, если, вот, читаю, «воронки» непрерывно шныряли по улицам, а гебисты стучали и звонили в двери», то какого черта, — Никола начал заводиться, — он открыто, не пряча, вел дневник?! Что за идиоты доверяли малознакомому человеку свои «полные рассказы о тридцать седьмом годе»?! Почему он не шифровал фамилии этих людей, а, ну не олух ли, на самом-то деле, прозрачно обозначал их в своих записях?! Как он и его друзья могли в открытой фронтовой переписке высказывать «крамольные мысли», ведь письма с фронта обязательно проверялись, фронтовая цензура всегда велась во всех странах, и ее никто не скрывал?! И, наконец, что за д-у-р-а-к такой был следователь?! Бросил тетради в печку! Не думаю, что он их даже не прочитал… Он же упустил шанс засадить целую группу «заговорщиков».
— Вот, читаю, — Никола вздрагивающими пальцами отлистал несколько страниц назад, — органам нужен был целый «стрельчатый веер имен», «расширенное воспроизводство их». «Это, вот, читаю специально для тебя, и признак качества их работы, и колки для накидывания новых арканов. «Сообщников! Сообщников! Единомышленников!» — напорно вытряхивали изо всех». А тут, — Никола задержал взгляд на сыне, — после че-ты-рех-ме-сяч-но-го разматывания клубка засадили только двоих. Именно тех, с кого и начали следствие. Ну хотя бы еще пяток-десяток прибавили из «стрельчатого веера имен» кровожадные органы…