Смуглый иранец засмеялся, что-то ответил хозяину и тот, подобострастно кланяясь, повёл их на второй этаж. Ступени запели, вклинившись в хор цикад и дополнив общую какофонию. Муаровые занавески, подброшенные ветром, колыхались, словно злые духи, обманно скользили по лицу. Всю дорогу Али рассказывал какой-то длинный анекдот, смысл которого неизбежно ускользал, как угорь из рук марсельского матроса. И когда бритый владелец распахнул одну из многочисленных дверей, Бертран увидел внутри, на ярко-алом диване, женщину, закутанную по самые глаза в полупрозрачный хеджаб. Она медленно встала и подошла, чтобы пригласить гостя. Время замерло и лишь гетера под грохот обезумевшего сердца двигалась ближе, ближе. Груди её упруго раскачивались под тканью в такт шагам. Густо насурьмлённые агатовые глаза приказывали, требовали, повелевали, и едва Бертран смог вырваться из их плена и повернуть голову влево, фонарь осветил бледное девичье лицо.
— Отец Бертран…
На террасе стояла Жаннетта и безуспешно пыталась зажать широкую резаную рану на шее, но только размазывала по груди кровь. Струйки покрыли чёрной паутиной всё платье, стекая на гладкий пол дома утех. Али что-то кричал, что — не разобрать, будто он далеко-далеко.
— Прости меня, прости, — просипел Бертран, но его просьба потонула в издевательском смехе суккуба…
— Там… под водой… была моя мама, да?
Кардинал с трудом вернулся в реальность, чтобы выдержать её прямой взгляд. Память подсказала слова отца Антуана: "Не трусь говорить людям правду. Лгать — значит, не уважать их". Кардинал вспомнил, как неблагородно обманул пресвитеров с историей своих седин и ответил:
— Да.
Вета опустила голову.
— Не переживай так. Она теперь далеко. Волею божьей мы освободили её душу.
— Я хотела увидеть её ещё раз. На прощание, — помолчав, добавила она.
Бертран затих. Последний раз он говорил с девушкой около двухсот лет назад, может, больше. Жаннетта не пришла в этот раз, суккуб тоже. Он искупил свою вину.
"Mea culpa… Двухсотлетний девственник стал мужчиной".
Часовая и минутная стрелки слились в тесных объятьях, подобно им, и Бертран рывком поднялся, оставив задремавшую Иветту в кресле. Растолкав Мартина и дождавшись в его зелёных глазах осмысленного выражения, кардинал привычно отчитался, перейдя на шёпот:
— За время дежурства в мире зафиксированы заметные разрушения в Австралии, Северной Америке и здесь. Амплитуда выросла на двадцать процентов на сутки, периоды стабильности всё реже. Проникновение составляет около тридцати пяти процентов. И всё время растёт…