Вы не поверите — пришел немедленный отклик. На том же уровне смутных ощущений, но читаемый. Они не столько испугались и бросились с визгом врассыпную, как обезьяны, но здорово оторопели. Рассчитывали на что-нибудь другое, исходя из предыдущего опыта? Помнили о том, что наше оружие и умение им владеть уже нарушило кое-какие расчеты, но были уверены в своем сверхчувственном превосходстве?
А вам не приходилось слышать, как самые сильные маги Средневековья неожиданно для себя осознавали, с большим опозданием, что не только серебро и ветки омелы, но и рыцарский меч, стрела, веревки и кандалы, «испанский сапог», «железная дева» и в финале — костер оказывались сильнее чар и заклинаний. Эту идею я выбросил в пространство духа со всей страстью и напором.
Есть много средств борьбы населяющих мир существ и сущностей, однако опыт тысячелетий показал, что, как это ни прискорбно для высокого интеллекта, грубая сила и солому ломит. А бронебойная пуля летит быстрее, чем срабатывает заклинание, придуманное в другом мире, для совсем другого случая. Тротил, не говоря об эластите, детонирует со скоростью, тысячекратно превышающей темп передачи импульса от мозга к мышцам…
Ответный всплеск с той стороны показался мне отзвуком глубокого уныния. Или — разочарования.
Я, конечно, очень многое додумывал и трактовал в соответствии с присущими мне установками. Но ведь и любой человек, не впадающий в панику от тени опасности, сумеет, хоть в первом приближении, сообразить, глядя на облаивающую его собаку, что она имеет в виду.
Сейчас стало ясно — эта «собака» немедленно не бросится. Но перегибать палку, переступать некую незримую грань тоже не стоит. Если я выиграл пару темпов или качество, шанс отступить на свою территорию, не теряя лица, — уже победа.
Теперь бы хорошо очертить мысленный меловой круг, мол, я за него пока не выйду, но и вы не суйтесь, а то хуже будет…
Я закрыл за собой дверь. Перед тем как приблизиться к терминалу, где Олег колдовал над пультом управления, а Шульгин с карабином на изготовку прикрывал его с тыла, обошел зал по периметру. Для меня — ничего интересного. То есть — никаких признаков повседневной жизни тех, кто трудился за этими машинами. Как это бывает у нас — там фотография жены или детей в рамочке возле монитора, там фривольная переводная картинка на ящике процессора, пепельница, полная окурков, следы от чашек кофе на столике, и тому подобное.
Здесь ничего, стерильная пустота. Скучный народ, нехристи, одно слово. А ведь отсюда наверняка осуществлялось слежение за работой сотен координаторов вроде Ирины и Сильвии, принимались сигналы с Шаров, выдавались рекомендации и задания. Разрабатывались миллионы комбинаций вроде той, что пришлось исполнять Берестину. «Не допустить в июле шестьдесят шестого года посадку в самолет старшего лейтенанта медслужбы Тихоокеанского флота», — это сколько нужно было вариантов протекавших на Земле событий просчитать, чтобы придумать именно такое МНВ?