На расстоянии примерно одного метра от торца его стола, расположенного так, чтобы свет падал из окна слева, в кабинете стоял книжный шкаф, отделявший рабочее место Алексея Витальевича и от двери, и от умывальника, находившегося на той же стене, к которой торцом и примыкал этот шкаф. С другой стороны от входной двери стоял лабораторный стол с аппаратами и инструментами. Так вот, подойдя к шкафу, Фёдоров быстро нашёл небольшое отверстие в дверце, как раз возле стекла. Однако дырочка не была сквозной. Старинная дубовая дверца с внутренней стороны оказалась целой. Вставив в слепое отверстие спичку, Алексей Витальевич смекнул, что пуле не хватило пяти – шести миллиметров, чтобы пробить дверцу насквозь.
В тот раз это событие никаких продолжений или последствий не имело, хотя Фёдоров немедленно рассказал о событии и заведующей отделом Михайловой, и заведующему ЦНИЛ профессору Эдуарду Генриховичу Коровину, и в милиции (а, может быть, именно поэтому!). Но теперь в голову пришла странная, почти бредовая мысль: а не было ли всё это покушением? Причём, не просто покушением, а именно в связи с той ролью, которую он взял на себя сейчас?! Тогда выходило, что покушение в тот раз было организовано из будущего. Едва Фёдоров об этом подумал, как неприятное чувство раздвоенности сознания исчезло.
Алексей Витальевич уже давно уяснил, что если он совершает правильные, соответствующие его миссии действия или даже ещё только намеревается их совершить, то раздвоенность исчезает. А на грани бифуркации, когда от его выбора нечто зависит, неприятное ощущение двойственности собственного сознания возобновляется или усиливается. Выходит, что это распространяется не только на его действия, но и на мысли. Впрочем, ничего удивительного в том не было, ведь именно его сознание, его мысли, перенесённые сюда, в этот бифуркационный 1982-й год, и имели существенное значение. Не только для него самого!
Удивительным было другое: получалось, что и в самом деле имело место покушение. Причём, именно в связи с миссией, взятой им на себя! „Бред! Не может такого быть!" – подумал Фёдоров. И тут же раздвоенность сознания овладела им с новой силой. Как живые встали перед его мысленным взором картины оккупации, бесчинств НАТОвцев, гибель собственной семьи, обстоятельства, связанные с его опытом. Неужели все эти бредовые предположения соответствуют действительности, неужели всё это – правда?!
Но, в таком случае, тому есть лишь два объяснения: либо кто-то сумел повторить разработанный им опыт (неважно как – воспользовавшись его аппаратурой или разработав нечто подобное самостоятельно), либо некто сумел из восьмидесятых годов заглянуть в будущее, его будущее. Заглянуть и предвидеть роль, которую он взялся сыграть в истории! „Скорее, верно первое", – решил Фёдоров. Тогда вероятнее всего, что воспользовались его аппаратурой. „Но, в таком случае, вся моя авантюра вообще висит на волоске! – размышлял Фёдоров. – Если обнаружен тайник, если разобрались в моей аппаратуре…" Не беда, что аккумуляторов могло хватить максимум ещё на одну попытку. Их нетрудно и заменить, если располагать средствами.