Неважно и то, что он не вёл записей, точнее – ещё перед экспериментом уничтожил всё, что могло навести на догадку. Самое трудное, но и самое обнадёживающее заключалось в том, что для такого преследования во времени требовался доброволец, обладающий вполне определёнными, жёстко заданными свойствами личности, к тому же, готовый отказаться от уже состоявшейся собственной жизни ради неопределённого будущего. Наёмник на такое не пойдёт, за деньги на такое не решишься! Да и где оно, обещанное вознаграждение, будет ли? В случае неудачи – точно не будет! А идейных сторонников разрушений народа и страны, американских и НАТОвских агрессий и "глобализации" можно найти лишь среди действительных или пока ещё не состоявшихся пациентов психиатрических больниц. Но таковые не выдержат удвоения сознания!"
Чувство раздвоенности усилилось. "Ага! – понял Фёдоров. – Выходит, что попытка нейтрализации его из будущего всё же состоялась! Но, в таком случае, лишь одна!" Раздвоенность ослабла. Алексей Витальевич снова чувствовал себя только гостем из будущего. Он превосходно понимал, что для полного успеха пребывания в своём прошлом (но с детальным знанием будущего) ему необходимо найти такое решение, которое было бы правильным, выработать верную линию поведения. Недавние опасения, что он утратит знания о будущем, рассеялись. Он теперь полностью владел критерием правильности своих действий: исчезновение чувства раздвоенности сознания с полным воплощением в своё прошлое свидетельствовало о правильности действий или умозаключений, а возобновление раздвоенности говорило об ошибке. "Гостем из будущего" он ощущал себя во время малой бифуркации.
Фёдоров напряжённо вспоминал, что же было при тогдашнем происшествии с пробитыми стёклами. Милиционер посмотрел на дырочки в стёклах, в шкафу, сказал, что нет смысла портить дверцу выпиливанием куска. Потом был задержан какой-то парень лет двадцати с духовой винтовкой. Кажется, он закончил свои дни в психиатрической больнице – в "десятке", как её звали жители города. Да, всё случилось именно так! Хотя Алексей Витальевич не был вполне уверен. В памяти всё было смазано, стёрто не столько временем, сколько событиями: смертью Брежнева, приходом Андропова, сокращением штатов… Так как же всё-таки вести себя сегодня? Где гарантия того, что он вовремя отклонится от пули? Но, в таком случае,– крах всему! Не лучше ли сделать упреждающее заявление в милиции? Но кто сегодня, перед днём милиции, прореагирует? И всё же Фёдоров остановился именно на этом варианте, в деталях продумав и линию своего поведения, и свой будущий рассказ (показания), и описание внешности покушавшегося.