Чтобы не садиться в школьный автобус, она стала выезжать из дому со своим отцом. Тот отправлялся на работу затемно и всегда прихватывал с собой металлическую коробку для бутербродов. В детстве Рут клянчила у него этот красный сундучок со скошенной крышкой и устраивала в нем кукольный дом для Барби, а теперь ее отец прятал там бурбон. На пустой стоянке он не спешил выключать обогреватель и, прежде чем высадить дочку, каждый раз говорил одно и то же:
— Все путем?
Рут согласно кивала.
— На посошок?
Тогда она, даже не кивнув, молча протягивала ему коробку для ленча. Он извлекал оттуда бурбон, откупоривал и вливал в себя щедрую порцию горячительного, а потом передавал бутылку дочери. Та, картинно откинув голову, затыкала горлышко языком, чтобы как можно меньше жидкости попало в рот, а если отец смотрел в упор, делала крошечный, обжигающий глоток.
После этого она соскальзывала с высокой подножки грузовика. До восхода солнца на улице стоял холод, жуткий колотун. Ей вспоминалось правило, которое мы затвердили на уроке: в движении человек согревается, без движения замерзает. Она быстрым шагом направлялась в сторону кукурузного поля. По пути разговаривала сама с собой, а иногда вспоминала меня. Нередко останавливалась у цепного заграждения, отделявшего футбольную площадку от беговых дорожек, и смотрела, как пробуждается мир.
Так и получилось, что в первые месяцы мы с ней встречались каждое утро. Над кукурузным полем занимался рассвет, и тогда Холидей, которого мой отец спускал с поводка, начинал гоняться за кроликами, то ныряя в мертвые заросли кукурузы, то выскакивая на обочину. Кролики облюбовали подстриженную травку Легкоатлетического стадиона, и на глазах у Рут вдоль белой разделительной полосы выстраивались темные тушки, будто готовые к забегу. Ей нравилось воображать кроличьи бега, и мне тоже. Она верила, что чучела животных могут бродить по ночам, когда люди спят. Ее все еще преследовало видение, будто в красной отцовской коробке пасутся махонькие телята и овечки, подкрепляясь бурбоном и враньем.
Когда Линдси подарила мне на Рождество перчатки, положив их на дальней кромке футбольного поля, куда подступала кукуруза, первыми их обнаружили кролики. Мне было видно, как они обнюхивают кожу, подбитую мехом их сородичей. А вскоре я заметила, что перчатки подобрала Рут, опередив Холидея. Отвернув кожаный край, она прижала к щеке меховую подкладку, посмотрела на небо и шепнула: «Спасибо». Приятно было думать, что она обращается ко мне. За эти месяцы я привязалась к Рут. У меня было Такое ощущение, что мы, находясь по разные стороны Межграничья, все же рождены для того, чтобы быть рядом, хотя сами не могли бы этого объяснить. Две девчонки, не такие, как все, нашли друг друга в самых невероятных обстоятельствах — когда я пролетала мимо, а ее бросило в дрожь.