Вскоре к ушкую подошли Ахмед и Ибрагим с толпою рабов. Невольники выгрузили брёвна с ушкуя и унесли их в город. Затем, ведомые вчерашним подростком, пришли слуги и принесли ковры, купленные вчера. Раскатали корабельщики персидские изделия и ахнули:
— Красота-то какая!
А Костя снова исчез. Ну что же, его воинское дело такое. Вернулся он лишь под вечер, когда стемнело, да ещё человека с собой привёл, и, похоже, раба: одежда — сплошь рванье старое, в ухе — серьга.
Отвёл Костя Михаила в сторонку.
— Мы можем его укрыть? Тот обвёл глазами судно:
— Разве что под палубу, на носу.
— Хорошо. Ты все свои дела завершил?
— Брёвна продал, ковры купил.
— Сейчас, немедля отплыть можем?
— Надо с Павлом посоветоваться.
— Зови.
Павел, услышав о желании Кости, воспротивился.
— Не дадут басурмане ночью выйти — вон, на краю причала, на северной стороне его, охрана стоит. Да и протоку я не знаю. Наскочим на мель — беда.
— Тогда покуда спрячь этого человека, — тихо попросил Костя.
Павел вопросительно глянул на Михаила. Тот кивнул головой:
— На носу, под палубой спрячем. И коврами завалить придётся. А вообще-то, если найдут его, не миновать всем нам палача.
— Знаю, — оборвал его Костя, — только человек он очень нужный. Он из нашенских, нижегородских — почти земляк. В плен попал о прошлом годе. И самое для нас главное — воин он, десятником был. Досконально знает, где здесь охрана, где склады. Короче, если возвращаться, то только с ним.
Они прошли на ушкуй. Бывшего пленника определили в маленький отсек на носу судна. Сверху уложили ковры.
— Слышь-ка, мил человек, — обратился к нему Павел, — сиди тихо, как мышь. Ни чихать, ни кашлять не моги. Как только будет можно, мы тебя освободим.
— Понял, — глухо ответил тот. — Я хоть на верёвке плыть за ушкуем согласен, лишь бы вернуться на родную сторону.
Лаз в трюм закрыли люком, Мишка навесил замок. А как же — ковры же там!
Спали Павел, Костя и Михаил вполуха и вполглаза. Всё мерещилось — вот выбегут на причал нукеры ханские да примутся обыскивать ушкуй. Судно невелико — всё равно найдут беглого раба. А на пощаду русским, задумавшим помочь пленнику бежать из самого сердца Орды, рассчитывать не приходится.
Едва дождавшись призывных криков муэдзинов к утренней молитве, подняли команду. Обычно после пробуждения умывались, заваривали узвар из сушёных фруктов — яблок да груш. А тут Павел с ходу объявил: «Отдать швартовы, немедля отчаливаем!» Не удивилась команда, привычно уселись гребцы за вёсла. На судне кормчий, можно сказать — второй после Бога, и отец родной, и судья, и все — в одном лице.