Потом, правда, оказалось, что она тоже была его телохранителем, однако Ник тогда был очень слаб и всех подробностей их скоротечного романа уже не помнил.
За ужином, где подавали жареную дичь и отваренных в морской воде омаров, лейтенант Корн отказался есть напрочь. Нику с Милошем пришлось уговаривать его, поскольку еда была единственным, что могло отвлечь их от полудепрессивного созерцания корабельных стен. Эти уговоры не принесли никаких результатов, и тогда Милош пошёл на хитрость.
— В принципе, Ник, — негромко сказал он, обращаясь подчёркнуто к одному только Ламберту. — В принципе, я слышал, что эти парни… ну… «барракуды», они только в воде мастера, а вообще… — тут он понизил голос, — слабачье, я тебе точно говорю…
Сообразительный в нормальной обстановке, здесь лейтенант Корн принял все за чистую монету и начал имитировать бодрость и хороший аппетит.
Он так этим увлёкся, что действительно чувствовал себя намного лучше, пока к ним не явился с очередной лекцией капитан Вранглер.
— В прежние, довекслеровские времена, — без вступления начал он, усаживаясь на свою излюбленную трубу, — люди считали, что перемещение физического объекта со суперскоростными характеристиками невозможно. Если кто не знает, довекслеровскими временами называются тысячелетия тёмного невежества, когда в физической науке пуще всех почитали Эйнштейна.
Потом была теория Альваро Цзе-Дуна, которая позже также нашла своё практическое подтверждение, и лишь спустя почти три века молодой учёный Боб Векслер написал свои девятьсот двадцать шесть уравнений, описывающих многослойную структуру математического объекта, прежде ошибочно названного элементарным…
— Простите, сэр, — борясь с тошнотой, перебил лектора Ник. — А что такое «тысячелетия тёмного невежества»? Кто жил в те времена?
— Ну… — Вранглер почесал седую голову и на мгновение задумался. — Я не считаю себя историком, парень. Я всего лишь работяга, двадцать лет гнул спину в лаборатории и получил за это только общее отупение и степень доктора в разделе «естественные науки». Этого мне показалось мало, и вот я здесь.
Помимо справочников нелинейных нелогических величин я успел прочитать пару книг по истории. И то, что я оттуда вынес, показалось мне странным. Оказалось, что прежде в мире жили только австралопитеки, а потом появились греки и все остальные. И главное — Эйнштейн. Хотя его теория и оказалась ошибочной, её значение для примитивного уровня тогдашней науки было очень велико…
— Отчего мы чувствуем такую слабость, сэр? — задал вопрос бледный Майкл Корн. Период его бодрости закончился, и он снова выглядел больным.