Ох, не любит он это делать, неохота. Больно заря красивая по небу разлилась, жалко настроение себе с утра портить… Да видно, придется.
У берега, покачиваясь на воде, были привязаны к колышку две рыбацкие лодки. Весла нашлись тут же, лежали сложенные на днищах. Винченце не хотелось еще и сапоги промочить, потому он подтащил поближе к сухой песчаной бровке ту, в которую за ночь натекло меньше сырости. Притворившись, будто собирается отвязать веревку, наклонился, вынул крепкое весло из-под лавки и, резко развернувшись, с размаху огрел не в меру любопытного стражника. Неожиданно, однако не слишком сильно, дабы оглушить, но не прикончить ненароком на месте.
Стражник, как и следовало ожидать, упал на влажную от росы траву, успев лишь удивленно охнуть. Проявившись, он оказался коренастым, широкоплечим мужиком. Пожалуй, в честном бою Винченце с таким бы не справился. Хотя, чего уж тут скромничать, встречались противники помощней— и ничего, жив пока. В отличие от них.
Оттащив бессознательного стражника в ближайшие кусты, Винченце тщательно обследовал его карманы, пояс и за пазухой. В карманах нашелся лишь полупустой кисет с махоркой — брезгливо сморщив нос, выкинул эту вонючую гадость подальше в колючки. За пазухой ничего не обнаружилось, кроме выжженного на волосатой груди клейма, удостоверяющего личность дозорного стража Северо-Восточного округа.
— Che bellezza![2] — мурлыкнул он довольно. — Какой же я у себя умный…
От пояса отстегнул симпатичный ухватистый топорик. И приличный охотничий нож с широким лезвием, в плетеных кожаных ножнах.
От обыскивания в области живота-поясницы задержанный страж очнулся:
— Не трожь, Маруська… — простонал он, вернее, прогудел сиплым басом. Но, открыв глаза, вскинулся, будто ужаленный, рванулся назад, врезавшись спиной в ствол березы: — Ты кто?! Ты чего это меня?..
Тот усмехнулся, беспечно играя с ножом — вертел его, надев петлю ножен на палец, со свистом описывая круги.
— Спросить тебя хотел, amicone[3]. Зачем ты следить за мной вздумал, а? Чем тебе моя персона не приглянулась? Вроде и фигурой, и физиономией вышел вполне себе ничего, ни одна ваша столичная княжна не в претензии. Cosa vuoi?[4]
Страж с великим трудом пытался осмыслить сложившееся положение. И было видно, сколь тяжко дается ему мыслительная деятельность. Чтоб подстегнуть процесс, итальянец перестал ласково улыбаться. Подавшись вперед, молниеносным движением обнажив клинок, приставил добросовестно отточенное лезвие к горлу собеседника. А для пущей убедительности слегка наступил носком сапога сидящему на шов между штанинами.