Дорожка круто повернула в сторону - за поворотом Дастин наконец-то увидел идущих впереди цыган. Один из них нес под мышкой сумку с деньгами, второй шел рядом: кисти его рук сияли отраженным лунным светом, будто их ненароком окунули в серебряный расплав.
- Эй вы, - окликнул своих убийц Дастин, - многих за свою жизнь порешили, да? - Оба бородача разом оглянулись. Остановились, повернулись к Дастину мрачными лицами, недоверчиво уставились на приближающегося к ним кадета.
- Чаворо, я же тебя убил, - удивленно сказал цыган с серебряными руками. - Ты мертвый. - Резко откинув полу куртки, он ухватился за рукоять испачканного серебряными пятнами ножа.
- Значит, плохо убивал, - угрюмо заметил Дастин и без какого-либо предупреждения кинулся в атаку, с голыми руками на двух вооруженных громил.
Время неожиданно замедлило бег: мгновения растянулись в секунды, а секунды стали долгими, утомительно медленными. Дастину некогда было удивляться произошедшему - цыган выдернул из-за пояса нож, очень быстро выдернул, но для кадета движения его были неспешными. Бородач лениво махнул перед собой клинком, ловя горло Дастина на лезвие, но парень без труда уклонился от стремительного удара и, подойдя к цыгану, наотмашь рубанул его по шее ребром ладони.
Ладонь кадета будто попала в вязкий, податливый студень: во все стороны брызнули ошметки мяса, а из того места, где раньше было горло, хлынул поток черной по ночной поре крови. Хлынул под бородой и через бороду.
Цыган, уронив нож, беззвучно рухнул на дорожку, обнял ее, слабо поскреб ногтями асфальт и умер.
Дастин повернулся ко второму - тот застыл словно в столбняке, с ужасом глядя то на парня, то на погибшего родственника. Кадет присел, брезгливо вытер руку об куртку впервые убитого им человека: лишать жизни еще кого-либо Дастину больше не хотелось, ушла куда-то ярость, погасла.
- Остановись, мануш-демон, - раздался в темноте дребезжащий старческий голос, - пожалей, оставь мне хотя бы второго сына! - По дорожке, шаркая, к месту бойни ковыляла цыганка, та самая, которая торговалась с Дастином на рынке. - Мы не знали, кто ты, - горестно сказала она, становясь на колени перед убитым, - иначе никогда бы не связывались с тобой. Забирай свои деньги, обращенный в чалхе, и уходи, молю тебя!
- Откуда ты знаешь, что я - чалхе? - хрипло спросил, словно прорычал Дастин.
- Теперь вижу и знаю, - шепотом ответила цыганка, глядя на мертвого сына, - Ночь, полнолуние. Днем не видно.
- Скажи, старуха, - голос кадета постепенно становился прежним, - как я могу вновь стать человеком? Ты знаешь? Говори, или я оставлю тебя без сыновей.