В белом халате, совсем как снежная баба, невидимая глазу, лежала на животе у самой станции, наблюдала. Станция забита эшелонами. В цистернах бензин везут на фронт. На платформах танки, орудия, крытые брезентом. На фоне товарных вагонов отчетливо видны занесенные снегом часовые, шагающие по путям в белых халатах.
Текля поползла вдоль эшелонов на рев и увидела вагоны со скотом, голодным, непоеным... Полы халата мешали ползти, а когда наступала на них коленями, двигаться было вдвойне тяжело. За нею волоклась по снегу сума. Перед насыпью Текля огляделась. Настала решающая минута: время лезть в самую пасть врага. По эту сторону лесная сторона, партизаны близко, а с того края - поле, там партизан нет. Пока лежала, немного отдышалась, от мокрой сорочки пробирал холод. Она уже собралась было переползти через колею и вдруг заметила, что приближается сторожевой пост. Зарылась в снег, замерла. Вскоре часовые исчезли в снежной завирухе, и Текля вползла на крутую насыпь, - следы ее тут же замело, - прижалась к рельсу, поглядела в одну сторону, в другую - никого. Торопливо перебралась через колею и, нырнув вниз, оказалась в глубоком рву, занесенном снегом. Выбравшись из него, увидела столбы. По-видимому, дорога. Облегченно вздохнула. Сняла халат, засыпала снегом. Поднялась на ноги.
...Бредет дорогой латаное-перелатаное горе-нужда. Да разве кого этим удивишь? Мало ли голодных пустил враг по миру?
Метет, кружит буран, сатанеет стужа, бредет женщина, несет в душе месть за поруганный народ. Каждая жилка дышит жгучей ненавистью.
Измученная женщина вошла в крайнюю хату, - пустите обогреться.
Полыхавший в печи огонь охватил приятным теплом, оттаивало обледеневшее рубище. Текля щурилась, глаз не могла оторвать от жаркого пламени.
Пожилая хозяйка оказалась сердобольной, - ужаснулась, увидев беднягу.
- Хороший хозяин в эту пору собаку не выгонит со двора, как это ты пустилась в путь по такой непогоде?
И тут же согласилась с горемыкой, что голод страшнее любой непогоды.
На полу лежала куча бурьяна. Сухие стебли его уютно потрескивали в печи. Хозяйка угостила убогую печеной тыквой, и та с наслаждением лакомилась угощением.
- Передохни маленько, - смахивая привычным жестом пыль с лавки у печи, приглашала хозяйка, - присядь поближе к огню.
Убогая с поклоном села, сунула в печь закоченевшие, красные, как бурак, руки; мелко дрожа, униженно-подобострастно благодарила хозяйку, спаси тебя господь, пошли счастья-доли... Спросила, не без умысла, где хозяин, хорошо зная, как заставить хозяйку разговориться.