- Я б его убила, того Карлу, катюгу, собственными руками задушила...
Даже лихорадка ее затрясла, - можно ли так измываться над дивчиной... И никому в голову не пришло, что у Ефросиньи не хватило бы смелости и силы вырвать горло врагу.
Люди в задумчивости молчали, словно стараясь проникнуть за грани неведомого.
Старики в раздумье морщили лбы, от наплыва мыслей тяжелели головы.
Сергей понуро оперся на палку. Разве бы не отдал свою жизнь солдат, чтобы вызволить из неволи тебя, дивчина?
- И как фронт стал приближаться, - продолжала Катерина, - Карло Лейман малость подобрел. Садимся ужинать, - пушки грохочут, даже окна звенят... так немка подбросит нам какую-нибудь шкварку, иногда молока стакан даст.
И молодые немки стали проявлять щедрость.
"Тебе золотой перстень дать?" - спрашивает Берта.
"Некогда мне прихорашиваться", - говорю.
"Хочешь есть?" - спрашивает Фрида.
"Нет", - говорю, даром что голодна как собака.
Расстроенные, заплаканные, целыми днями не показывались из дому. Даже с тела спали. Шепчутся по укромным уголкам, хлопают ежеминутно дверями, суетятся, хлопочут.
Как-то выкидываю навоз, смотрю - Карло Лейман сундуки в саду закапывает.
Всю ночь напролет рявкают пушки, тарахтят шарабаны, - хозяева бегут из села.
Как стал Карло Лейман собираться в дорогу, - я в яму, там и пересидела. Звали меня хозяева, а я не отозвалась, притаилась. Сердце вот-вот выскочит. А время тянулось! Казалось, целая вечность прошла. Шутка ли, судьба наша решалась. Ну, как вернутся хозяева? А небо звездное, настала вдруг тишина.
В утренней тиши звук далеко разносится. Услышала я родной голос. Бойцы орудие вытаскивали.
Будто огнем меня опалило. Так и обмерла я, чуть сознание не потеряла. То будто проваливаюсь куда, то словно на волнах меня выносит. Неужели я на свободе?
Поклон вам, братья-освободители!
Голодные, оборванные девчата бросали цветы под ноги воинам.
Поили студеной водой.
Угощали хозяйским хлебом.
Солдаты не спрашивали, как нам, жилось, достаточно было взглянуть на наши лица, на истлевшее тряпье.
Потом собирались в дорогу.
Здравствуй, мать родная!
Первая ночь прошла в тревожных снах. Катерина стонала, металась.
- Болят мои рученьки, болят мои ноженьки.
Утром проснулась с криком:
- Ой, хозяин изобьет, проспала!
- Успокойся, дочка, ты же дома!
Галя с Теклей переглянулись, - с юных лет дружили с Катериной, веселая была, работящая, - как обернулась девичья судьба!
...Ветер разгоняет песни по саду. От расшитых рубашек, ярких платков в глазах пестрит.
...Цветик мой милый! Пташка моя родная! Не вытопчет фашистская орда сада! Не посбивает нагайками цвета!