Льняное полотно приятно освежало, худенькие руки несмело тянулись к миске, спирало дыхание от горячей картошки, душистый запах подсолнечного масла дурманил голову. До глубины души трогало радушие хозяев, теплота, с которой их приняли. Со слезами на глазах взяли по куску свежего хлеба, и Мавра, которой хотелось сказать - последний хлеб едим, вовремя спохватилась... Жаль было смотреть на молодичек - глаза ввалились, на лице выпирали острые скулы, жилы на тонкой шее вздулись, губы потрескались...
От старосты строгий приказ был - не пускать в дом прохожих людей, не оставлять на ночь; если обнаружат в доме чужого - могут расстрелять всю семью. Староста, конечно, не сам придумал это - приказ комендатуры. Каждое нарушение приказа рассматривалось как саботаж, грозило расстрелом. Люди привыкли к этому и ничего не говорили пришлым, зачем зря их пугать. Путницы тоже свыклись с обстановкой - запрещено было ходить в села за продуктами, за это отвечали головой. Отчаянный народ пошел - мол, что с голоду умирать, что от фашистской пули.
Понемногу завязалась беседа, и прохожие молодички поведали хозяевам:
- Народные мстители взорвали немецкий штаб, гестаповцы за это все балконы превратили в виселицы. Казнили мирных жителей.
- На живых пленных гитлеровцы учат своих солдат орудовать штыком...
Звереет враг оттого, что не в его силах подавить сопротивление, ненависть голодных людей, ненависть без конца и края.
Мавра спрашивала, чем кормят население.
На изможденных лицах сквозь слезы пробилась горькая усмешка.
Ответила низкорослая, худощавая - правда, обе они были худенькие Мария:
- Главным образом свеклой, картошка теперь роскошь, о хлебе и говорить нечего...
- Как же дети?
- Немцы даже из детского дома забрали все продукты, обрекли детей на голодную смерть.
- Из больниц тоже...
- Дети набрали в парке каштанов, теперь пекут и едят...
Конечно, люди могли и не знать того, что поведение оккупантов никак не шло вразрез с приказами гитлеровского командования, в частности фельдмаршала Рейхенау: "Снабжение питанием местных жителей и военнопленных является ненужной гуманностью".
Дикий произвол и голод выгнали подруг из Харькова, - да где лучше-то?
На улице любой гестаповец мог взвалить вам на плечи свою ношу, заставить старуху стянуть с него сапоги...
Две подруги-библиотекарши, Мария и Анна, такие хилые, но выносливые, работали на складе, что находился на улице Красина.
Учителя, врачи, инженеры с ног падали, а ворочали тяжелые ящики, таскали на себе всякую кладь - военное снаряжение.