— Что тебя так интересует в твоей туфле?
— Там дырка, — объяснил он.
Он поднял глаза на мать.
— Скажи мне, Лукаш. — Она притянула его к себе. — Эмилька говорит, что ты хотел показать ей какую-то тайну. Что это за тайна? Ты можешь мне сказать?
— Могу, — прошептал он.
— Ну?
— Потому что, понимаешь…
— Так.
— Ко мне пришел…
— Кто?
— Золотой лис… — еле слышно промолвил он.
И, боясь уловить на лице матери оттенок недоверия, снова стал искать глазами дыру в туфле. Но в голосе матери он не услышал никакой подозрительности.
— И где же он?
— У меня.
— Где это — у тебя?
— В шкафу.
Минуту царила тишина. Наконец он рискнул взглянуть на мать.
— Ты не веришь?
— Почему ж мне не верить? Ведь ты же не врешь? Правда?
— Ах нет! Он в самом деле пришел. Золотой.
— И ты хотел показать его Эмильке?
— Да. А она, глупая, ничего не видит.
— Погоди, Лукаш, — возразила мать, — постой; разве это хорошо — заставлять кого-нибудь насильно видеть золотого лиса?
— Потому что я хотел, чтоб она увидала.
— Но она все равно не увидала. Ты только напугал ее, а лису могло быть неприятно, что ты таким дурным способом его показываешь.
— Ты думаешь? — встревожился Лукаш. — Я перед ним извинюсь.
— А перед Эмилькой?
Минуту он боролся с собой, наконец решил:
— И перед Эмилькой тоже… А ты хочешь видеть золотого лиса? Пойдешь смотреть? Нет?
— Я не говорю, что не хочу. — Она погладила его по голове. — Но подумай, Лукаш, ведь лис пришел к тебе…
— И к тебе тоже.
— Допустим. Но это твой гость, и ты должен следить за тем, чтобы ему было у тебя хорошо.
— Ему очень хорошо, — заявил Лукаш.
— Ты в этом уверен? Ты думаешь, ему приятно, чтоб на него все время кто-нибудь смотрел?
— Совсем не все время. А ты можешь?
— Конечно, могу. Но условимся, что сегодня мы оставим его в покое, хорошо?
— А завтра придешь посмотреть? Ты в темноте увидишь…
— Об этом завтра поговорим…
К несчастью, на другой день и в ближайшие дни все так неудачно складывалось, что мать не могла посмотреть золотого лиса. То ее днем не было дома, то ей было некогда, то — опять оказия — нанести официальный визит лису не позволяло присутствие Гжеся. Впрочем, Лукаш не возобновлял своей просьбы; только два раза: один раз — вернувшись из детского сада, и другой — за ужином, — он пытался взглядом напомнить матери ее обещание, но в обоих случаях вынес впечатление, что мать не хочет понять его намеки. В общем, все домашние, включая и Эльзу, держались так, словно хорошо знали о присутствии золотого лиса, но не хотели говорить на эту тему. И что самое удивительное, даже Гжесь с того вечера, как Лукаш открыл матери свою тайну, изменился до неузнаваемости и ни разу не возвращался к этому вопросу. Точно так же и Эмилька, когда Лукаш на следующее утро объяснил ей, что имел добрые намерения и не хотел ее пугать, ответила, выпятив нижнюю губу: