Свет лиловел. Облака лишились оранжевых пятен, побледнели, высеребрились. Минуту назад еще был день; теперь начинался вечер. На причале, в окнах домов, на яхтах, заякоренных вдали от берега, загорался свет.
— Пора возвращаться, — сказал Бен.
— Через минуту.
Он никогда не подчинялся. Делал что хотел.
Бен швырял камушки, исчезавшие в сумраке возвращая назад негромкие звуки невидимых всплесков. Компания чаек, галдя и хлопая крыльями, дралась за что-то, найденное на берегу, — за мертвую рыбу или иную лакомую дрянь. Крылья их с силой били по воздуху. Внезапно одна из чаек пошла вверх, ярко белея на фоне неба, из клюва ее свисала полоска какой-то гадости.
— Думаю, Вилл появится завтра утром, — сказал Джамаль.
— Ну и хрен с ним, — ответил Бен.
Пора обращаться в себя, в прежнего. Пора пожелать девушку вроде Конни. Он коснулся лежавшей в кармане кукольной головки.
В доме, который снял в аренду дед, уже запотели окна, стенные панели оранжевели в свете ламп. Здесь пахло плесенью, давней стряпней, холодным пеплом камина. На кухне рассмеялась чему-то мать Бена, за ней мать Джамаля.
— Я не смогу. Давай ты.
Мать Бена уже пропустила пару стаканчиков. Отец остался дома, вел трудовую жизнь. Он ничего не имел против удовольствия, которое получали от отдыха другие, но для себя особой пользы в нем не находил.
— Ладно. Я так я.
Мать Джамаля заразилась СПИДом, однако все относились к ней так, точно она просто была самой собой — безумной, хрупкой, имевшей за спиной несколько арестов за дурное поведение.
Дед Бена и Магда смотрели в гостиной телевизионные новости, сидя в пропитавшихся солью бамбуковых креслах, обшитых тканью с узором из морских звезд, раковин и желто-зеленых лаймов. Магда заполняла свое кресло, заполняла свое платье, пестревшее бабочками величиной с ноготь большого пальца. По телевизору показывали какой-то пожар. Гибли животные. Горящие лошади неслись по кварталу опрятных, богатых домов. Магда кривилась, ей было интересно.
— Привет, ребята, — сказал дед. — А мы уж гадать начали, куда это вы подевались.
— Какой-то дурак играл со спичками, — сообщила телевизору Магда. — Какой-то идиот — и вот, пожалуйста. Поймать бы его да пристрелить.
Магда считала, что неосторожных людей следует пристреливать. И считала, что животных, не способных совершать ошибки, поскольку они живут в священном неведении, следует оберегать. Бен все еще любил ее, но и побаивался тоже. Магда начала относиться к нему с большей, чем обычная ее, подозрительностью.
— Пристрелить — это ему маловато будет, — сказал дед. — Его бы в огонь бросить, пусть горит.