Магда кивнула. Она и дед сидели, охваченные мрачным экстазом своей правоты. На экране вставал, унося души погибших животных, столб дыма, серого и желтого, как старый кровоподтек.
— Эй, — позвала из кухни мать. — Это мальчики пришли?
— Да, мам! — крикнул Бен. Голос прозвучал неплохо. Скорее всего.
Он прошел к кухне, остановился в дверях.
— Привет, лапуля, — сказала мать. Она поцеловала его, тетя Зои опустила в кастрюльку омара.
— Убийство, — сказал Бен.
— Знаю, — отозвалась тетя Зои. — Но что я могу поделать? — такова цепь питания.
Она была в черных джинсах и рубашке с багровым лицом председателя Мао. Мать Бена — в белой блузке и шортах из шотландки. В бокале джина с тоником, который она держала в руке, негромко позвякивал лед.
Мать разгладила его волосы, от нее исходило мягкое дуновение духов и джина, тихое гудение интереса к сыну. Бен представлял себе, как она каждое утро приступает к счету, который продолжается, начиная с единицы, весь день. Мать была спокойной, потому что точно знала номер каждой минуты.
— Как погуляли? — спросила она.
— Хорошо. Вода ушла, можно пройти вдоль причала, довольно далеко.
— Да, я слышу, чем от тебя пахнет, — сказала мать и взъерошила его волосы. — Солью.
Она вмещала в себя всю красоту, какая была в этой комнате. Вне матери оставалась только старая кухня — семужного цвета пластмассовый стол, сосновые шкафчики с большими темными разводами и сучками, словно оставленными кем-то, тушившим сигары об их дверцы. И еще оставалась вне матери тетя Зои, больная и безумная, с белой кожей, покрытой пятнами, как у гипсового святого, бросающая омаров в кипящую воду.
Вошел и остановился рядом с Беном Джамаль.
— Здравствуй, Джамаль, — сказала мать Бена.
Джамаль кивнул и улыбнулся, смущенно, как если бы они только что познакомились.
— Джамаль вегетарианец, — сообщила тетя Зои.
— Нам это известно, лапуля, — сказала мать Бена.
— Я тоже была вегетарианкой, — продолжала тетя Зои. — Целых пятнадцать лет. А потом в один прекрасный день зашла в «Макдоналдс» и съела бигмак. Тем все и кончилось.
— Знаю, — сказал Джамаль. Он стоял, присогнув ноги, словно готовясь к прыжку. Он был самим собой, не мужественным и не женственным. Был Джамалем, храбрым и беспечным, спокойным, с живыми глазами и спиралями густых черных волос.
— Я приготовлю салат, — сказала мать Бена. Она поцеловала сына в лоб, отошла к столу и разломила руками головку латука.
— Я погружалась в это все глубже и глубже, — рассказывала тетя Зои. — Дошла до того, что не могла выносить даже мысли о том, как из земли выдергивают морковку, как снимают с куста помидоры, как косят пшеницу. Мне казалось, что каждое растение обладает чем-то вроде сознания. Что помидорный куст страдает. Так что моя диета становилась все более скудной. Я не могла прихлопнуть комара или убить муху. А в итоге вошла, почти не думая, в «Макдоналдс» и потребовала бигмак. Меня от него стошнило. Но я пошла туда на следующий день и съела еще один. Это было началом моего падения.