Я открыла глаза, приходя в себя. Удивительное дело, я удержалась на ногах. Флам в моих руках пылал ослепительным Светом. Я очень осторожно положила его на стойку. Руки дрожали.
Получилось!
И Силы я истратила не так много, как ожидала… Наверное, такая, подкрепленная искренним чувством магия, берет гораздо меньше Силы, чем когда на трезвую, ясную голову. Но с чувствами тоже надо уметь управляться. Потеряешь контроль — упустишь Силу. Как я тогда, когда хотела убить Матахри. Упустила Силу, и все чувства выжгло напрочь. Я уже говорила, что с тех пор в моей душе поселиласьпустота. Нет, я не утратила способности чувствовать насовсем, но с тех пор все приходившие ко мне чувства, оставались неяркими, словно бы припорошенными мелкой тусклой пылью. Я просто помнила о том, какими они должны быть на самом деле. И видела разницу. Редко, очень редко корку равнодушия пробивало чем-то настоящим. Не могу объяснить. Это очень сложно объяснить на словах, это можно только пережить. Но вот уж такого даже злейшему врагу своему не пожелаю! Даже этой Матахри…
Верховный кивнул мне. Все так же, молча, без слов. Но мне показалось, он был доволен.
Один Юлеська сидел с несчастным лицом. Не по нраву ему были мои успехи. Ну да что уже тут сделаешь…
Мы сидели на кухне, пили шерт со сладкими булочками. Я звала было аль-нданна Баирну разделить с нами ужин… Во-первых, гостя в доме не покормить — позор и срам, во-вторых, Верховный тоже человек и не одной лишь Силой питается. Иногда, правда, очень редко он и впрямь не отказывался. Но сегодня ушел. Видно, были у него дела поважнее.
А потом, уж и не знаю, как бы Сешма себя чувствовала, оказавшись за столом нос к носу с Верховным. Она все-таки здорово перед ним перетрусила. Наверное, он это понимал, потому и ушел сразу. А Сешма, справившись с первым страхом, повеселела, начала снова языком вертеть. За ней разве задержится? Зато Юлеська молчал навроде дохлой рыбы. И его молчание крепко мне не нравилось. Он вообще за вечер ни слова не сказал. Ни одного слова!
Это пугало.
— Ну что, он злился? — спросила вдруг Сешма виновато. — И как, сильно?
— Он смеялся, — мрачно сказала я. — Зачем ты глупостей наговорила?
— Да так, — Сешма принужденно рассмеялась. — Ты уж не обижайся. Просто ты цветочек с того же деревца, что и наш Верховный. Вы ровня друг другу, понимаешь?
— Нашла ровню, — сказала я с досадой. — Думай, что говоришь, глупая твоя голова. Кто я и кто он, сама понимаешь…
Сешма упрямо покачала головой:
— А он тоже был когда-то мальчишкой. Лопоухим и сопливым. Ничем не лучше тебя. Небось, ремнем еще по заднему месту учили за всякие глупости, каких полно у каждого мальчишки.