— Браво, девочка, — дружелюбно сказала она. — У тебя неплохо получилось.
— Нашла чем им ответить, и хорошо, — сказала я, растирая ладони. — Они бы не пощадили…
— А тебе разве не хочется узнать имя моего сына? — язвительно спросила она.
Я промолчала. Если б она хотела, то так и сказала бы: вот, мол, мой сын такой-то. А так… Не хочет рассказывать, ну и пускай. Больно мне оно надо, чужие тайны выпытывать.
— Ты права, — помолчав, согласилась Матахри. — Не хочу я ничего рассказывать…
Ей снова было нехорошо. Глаза блестели, щеки раскраснелись, начался озноб
Кажется, я начала понимать, о чем говорила вчера дорей-целительница. Вот взять главу Накеормая, Юлеремму. Она — аль-септанна. Но много ли в ее душе Света? Свет не отвечает подлостью на подлость. А именно подлость она и хотела совершить. Причем не просто совершить, а подвести под нее закон, и тем самым оправдать себя. Мол, я ни при чем, таков закон, что тут поделаешь. А уж аль-мастер Амельсу… Тоже мне, воин Света! Ни одного артефакта я ему больше не сделаю, хоть он у меня в ногах изваляйся. Пусть ему Баирну мечи заряжает… если этому Амельсу хватит духу к самому Верховному с такой мелкой просьбой обратиться.
Вечером пришла Кемма, лечить больную уколами. Осмотрела ожоги, обругала пленницу от души да такими все словами, каких я отроду никогда не слышала. Наверное, это было наречие Черностепья. Пленница молчала, терпела все процедуры. Как она только переносит такую боль? Я на ее месте давно бы уже валялась без памяти… И тут я заметила: Матахри и впрямь была без сознания. Да. Любому терпению есть предел…
— Теперь ты, — велела мне Кемма, набирая в цилиндрик жидкость из тюбика.
— Чего — я? — не поняла я.
— Ты же не хочешь валяться в лихорадке рядом с нею? Подставляй задницу! Для профилактики…
Валяться в лихорадке я не хотела. Пришлось терпеть. Укол и впрямь оказался болезненным, я едва сдержалась, чтобы не завопить во все горло.
— Молодец… — похвалила меня Кемма.
Через три дня жар перестал донимать пленницу, и кашель стал слабее. Но силы не спешили к ней возвращаться. Ее шатало при каждом шаге, приходилось цепляться за стены, чтобы не падать. Не иначе, браслеты пили из нее жизненные соки, оставляя лишь самую чуточку, только чтобы выжить. Но тогда напрасно мы с Кеммой спасали ее. Долго в этих оковах Матахри не протянет…
А снять их, наверное, даже сам Баирну не сможет. Одно дело создать мощный артефакт предельной Силы, совсем другое — с ним справиться.
Матахри обречена на посмертные муки.
И она сама это понимала прекрасно.
— Все, — сказала она однажды с усмешкой, с трудом доковыляв до кухни, где я грела шерт для нас обоих. — Отбегала я свое на воле. Сижу вот теперь на привязи, как цепная собака…