За университетом Лина и Чавдар свернули в узкую улочку, тупик, как показалось Круму, и он прибавил шагу, чтобы не потерять их из виду. Хотел даже сесть на велосипед — на тротуаре почти не было прохожих, но тут же остановился, пораженный. На улице снова показались Лина и Чавдар. Но теперь она была не в школьной форме, а в белой кофточке и красной клетчатой юбке. «У Лины шотландка!» — сказала как-то с восхищением Здравка. И правда, хорошая юбка, заколотая впереди булавкой, даже не булавкой, а булавищей. Но самое важное — юбка шла Лине, делала девушку еще стройнее и недоступнее.
На плечах у нее была накинута короткая замшевая курточка с молниями. А волосы Лина не стала зачесывать кверху и туфли оставила те же — на низком каблуке, в которых ходила в школу.
«Кто знает, — подумал вдруг Крум, — что она теперь носит в сумке, раз уж стала бегать на свидания! Того и гляди, туфли переобует и волосы наверх зачешет».
Крум едва успел юркнуть в темную подворотню университета, оставив велосипед на улице. А когда выглянул, увидел, что Лина и Чавдар направились к кафе, где в полумраке, как в пещере, горели большие белые светильники в форме глобусов.
Подождав, пока уменьшится поток машин на проспекте, Крум перешел на другую его сторону. Здесь было тихо, оживление, спешка и суета остались позади. На низеньких, окрашенных в зеленый цвет скамейках сидели люди.
Время текло медленно.
Что делает сейчас Яни?
Отдал ли «пежо» Паскалу?
Когда же снова покажутся Лина и Чавдар? Скоро ли пойдут домой?
Крум огляделся. Где-то за спиной, вырисовываясь на фоне Витоши, в красноватых отблесках заката возвышался памятник воинам-освободителям. И Крум вдруг подумал об отце, который каждую неделю, как по расписанию, или звонит им, или присылает цветные открытки из Ленинграда. На открытках отец писал письма домой. Он купил, наверно, целую гору открыток: почерк-то у него крупный, чертежный, с четкими, почти печатными буквами. Отец писал, что работы у него много, наказывал детям слушаться бабушку, учиться хорошо. Отец присылал сразу по восемь, девять, десять открыток, заботливо проставляя номера в правом углу. Будущим летом отец мечтает забрать всех к себе — и Крума, и Здравку, и бабушку. Тогда они своими глазами увидят город Ленина, эту северную Венецию, выросшую, как каменная гирлянда, на островах Балтики и Невы…
Сначала Крум украшал открытками их со Здравкой комнату: приклеивал их к обоям, расставлял на этажерке с книгами, потом Здравка завела альбом и стала вклеивать открытки туда.
Мимо медленно проходили люди, по проспекту мчались автомобили, а Крум все не сводил глаз с кафе, успокаивал себя тем, что вход расположен высоко, виден хорошо и он не упустит Лину с Чавдаром даже теперь, когда стемнело и уличные фонари засветились матовым молочно-белым светом.