Большой прямоугольник окна медленно бледнел, точно кто-то раздвинул темные ставни. Ночь отступала. Вместе с утренним холодком над землей повеяло глубоким покоем, словно гранит и бетон, асфальт, железо и кирпич стали теперь излучать скрытое в них тепло, чтобы люди наконец погрузились в глубокий предрассветный сон.
Здравка пробормотала что-то во сне. Повернулась лицом к деревянному Буратино на стене. Только теперь к Круму пришел душевный покой, он прикрыл глаза. Хорошо лежать, ни о чем не думая! И когда тишину прорезал пронзительный звон, он улыбнулся: опять что-то снится.
Но это был не сон. Звон продолжался. Сначала Крум слушал с радостным удивлением, потом с возрастающей тревогой, а когда наконец открыл глаза, то вскочил как ужаленный.
Звонил телефон.
Наступило утро, пробудившийся город шумел за окном, а черная коробка телефона в полутемной прихожей вздрагивала, как живая.
— Бабушка, слышишь? — крикнул Крум.
— Иду, иду, — быстро ответила она из своей комнаты, но Крум уже схватил трубку и вдруг услышал голос отца.
Голос звучал совсем рядом, казалось, отец в двух шагах отсюда.
— Доброе утро, дорогие мои! — пробасил по-русски отец.
— Доброе утро, папа! — радостно закричал Крум, и вся усталость бессонной ночи, все тревожные мысли мгновенно испарились.
Удивительно, что и бабушка, и дедушка были низкорослые, худенькие, а отец вырос крупным, высоким, от него так и веяло уверенностью и силой. Едва Крум услышал голос отца, ему передалась отцовская бодрость.
— Как вы там?
— Хорошо, — задыхаясь, ответил Крум. — Все чувствуем себя хорошо. Все в порядке. Здравка еще спит, бабушка тут, рядом со мной. А как ты? У вас уже рассвело?
— Рассвело! — засмеялся отец, и Крум опять подумал: повезло же им с таким отцом: почти не спал ночь, а услышал голос отца, и все тревоги показались ерундой, на душе стало ясно и легко.
— У Здравки завтра родительское собрание! — крикнул Крум. — И если бабушка не сможет, пойду я вместо тебя! Слышишь, отец?
— Конечно, иди! — ответил отец. — Скажи Здравке, я послал ей черный школьный передник.
— Хорошо.
— И блокноты вам посылаю, олимпийские. Мой товарищ по работе к вам заедет.
— Хорошо, — опять повторил Крум.
Он не слышал своего голоса, но чувствовал, что кричит. Было так весело, радостно, легко, хотелось, чтобы его слышали все люди на земле.
— Дай мне трубку, — протянула руку бабушка.
— До свидания, папа! — крикнул Крум.
— Доброе утро, сынок! — тихо, но отчетливо начала бабушка Здравка, обхватив обеими руками трубку, как лицо дорогого человека, с которым расстаешься или встречаешься после долгой разлуки.