Но честно ли они были заработаны? Только карман оттягивали или совесть тоже отягощали?
— Ну? — ждал Чавдар.
— Тебе нужны деньги, — быстро заговорил Паскал, пытаясь уйти от упрека совести. — Пока не найдешь настоящую работу. Жвачку мне покупаешь, туда, сюда… — Паскал замолчал. — А не работаешь! Значит, тебе деньги нужны. Дело-то пустяковое! — снова оживился он. — Идешь в дом, где много бабушек, дедушек и — «Прошу вас, заплатите, пожалуйста, членский взнос за внука!» Некоторые, правда, начинают расспрашивать, что да как. Тут я объясняю: он же чавдарец! И записываю в тетрадку, будто теперь уплачено, и прошу расписаться. Все аккуратненько, как наша учительница любит. И вообще, все это — сущие пустяки, за целый год заплатить надо всего двадцать стотинок!
Светлые глаза Чавдара сузились, на виске забилась набухшая жилка.
— Вот так, — облегченно вздохнул Паскал.
— Компенсация, значит! За то, что совру насчет ботинок, — сквозь зубы процедил Чавдар.
— Услуга за услугу, — обиделся Паскал. — Тебе же это ничего не будет стоить!
— Может, хочешь, чтобы я тебе их потом вернул? — Чавдар положил тяжелые звенящие стотинки в карман.
— Ты что?!
На мгновение Паскал замялся. Подумал: «Я же просто так помогаю…»
— Безвозмездный заем, — выпалил он.
— Ага! — Чавдар сел рядом.
Паскал слегка отодвинулся — на всякий случай — к окну. Но расстояние было слишком мало, чтобы избежать опасности, а рука брата лежала близко, совсем близко.
— Ничего, Чаво, — великодушно добавил Паскал. — Если тебе нужно, я соберу еще один членский взнос.
— А про те-ве-ка ты слышал?
Паскал уставился на кончик своего носа.
— Те-ве-ка, — повторил брат. — Знаешь, что это такое? Трудовая воспитательная колония.
Паскал почувствовал: Чавдар коснулся запретной в их доме темы. Об этом все дружно молчали, но каждый таил в себе эту рану.
— Из-за восьми-то левов? — усомнился Паскал.
— Восемь левов и сорок две стотинки! — поправил Чавдар с неожиданным озлоблением. — Сумма не имеет значения! Важен принцип! Желаешь продолжить милую семейную традицию, да? — ожесточался он все больше и больше. — Чтобы мне помочь? А когда мне становится стыдно за тебя, обижаешься, оскорбляешься и…
Паскал замер, пораженный гневными словами брата, и вдруг Чавдар ударил его наотмашь.
— Жвачки у тебя во рту нет? «Нет», — хотел сказать Паскал.
— А если и есть, выплюнешь, — продолжал Чавдар каким-то свистящим шепотом. — У меня же теперь полно денег, могу купить тебе новую.
И, размахнувшись, ударил брата еще раз.
25
— Воспитываешь?
Бесшумно открыв дверь, мать с укором смотрела на сыновей. В узком, длинном, до пят, платье она казалась особенно стройной. Как всегда по утрам, мать зачесала волосы наверх, уложив их в тяжелый золотисто-каштановый узел, который стягивал кожу лица и будто высасывал румянец с ее щек.