– Вы навязали мне невыносимое бремя!
Это прозвучало как цитата из рыцарского романа. Анжелика поймала ее в объятия. Онорина заливалась слезами.
– Я делаю, что могу, чтобы доказать тебе, что люблю их… а тебе… тебе это не нравится… Ничего у меня не получается…
Анжелика изо всех сил старалась рассеять ее отчаяние. Онорина руководствовалась самыми добрыми намерениями. Она смастерила замечательное ведерко для клея, нанесла урон собственной шевелюре – но это ничего, волосы отрастут, им это не впервой, они уже привыкли. Раймон вырастет и будет очень тронут, когда узнает, на что пошла ради него старшая сестра. Вот, кстати, блестящая идея: благодаря стараниям Онорины она, Анжелика, сообразила, что надо приготовить особую мазь, чтобы втирать ее в головку Раймона, – тогда у него станут быстрее расти волосы…
Что же касается волос, которыми готова была пожертвовать ради брата Онорина, то из них попробуют сделать для него паричок, пока у него нет своих волос.
Так, значит, ее замысел был хорош! Зачем же было на нее ворчать? Зачем над ней потешались?
Отмыв младенцев, женщины и девушки – Иоланда, Эльвира, Ева, нянюшки, дочери повитухи-ирландки, – полные угрызений совести, устремились на поиски Онорины, чтобы всем вместе вывести ее на прогулку.
После прогулки ребенок повеселел. Дни снова побежали с былой беззаботностью…
Братья называли ее «Онн» – Флоримон редко, зато Кантор только так, и никак иначе, ограничиваясь первым слогом ее имени. Кличка произносилась по несколько раз кряду, подобно звуку боцманского свистка или античного рога.
Оба утверждали, что только таким способом ее можно дозваться.
– Но это нечеловеческое имя, такого нет в Писании! – возмущалась Эльвира Это началось еще в первый период их жизни в Вапассу. Онорину поручили тогда заботам Эльвиры, которой приходилось зорко приглядывать за девочкой, которая росла большой непоседой, и, хоть и не отбегала далеко, найти ее бывало совершенно невозможно.
Бедной Эльвире частенько приходилось прибегать к помощи Кантора, который терпеть не мог участвовать в поисках своей сводной сестренки, но зато возможно, именно поэтому – всегда знал, где ее искать.
– Онорина! О-но-ри-на! – надрывалась молодая булочница из Ла-Рошели, голос которой приобретал в таких случаях пронзительность и даже какие-то безумные нотки.
Молчание.
– Кантор! Кан-тор! – взывала она тогда.
Кантор появлялся незамедлительно, но с неизменным брюзжанием:
– Я-то, кажется, не кормилица…
– Но она – ваша сестра. Вечно она где-то носится – это в этой-то ужасной стране, где за каждым деревом прячется индеец, который подстерегает вас и точит кинжал, чтобы вас оскальпировать!