Находившийся рядом с иезуитом белокурый подросток, несомненно его канадский «спутник», бросился вперед, чтобы защитить его, однако разъяренная толпа, по-прежнему не осмеливавшаяся тронуть иезуита и получившая возможность отвести душу на молодом противнике-французе, обрушилась на него: мужчины наносили ему удары кулаками, женщины царапали ногтями. Внезапно он покачнулся, и его белокурая голова скрылась под сенью рук, словно под черными крыльями вороньей стаи.
– Им грозит суд Линча, – вскрикнула Анжелика. – Скорее! Откройте входную дверь и впустите их.
При звуке ее голоса иезуит, по-прежнему бесстрастно стоявший посреди всей этой суматохи, поднял глаза к окну, у которого столпились женщины.
– Откройте дверь, быстро! Северина, беги через черный ход и зови наших.
Неужели нет ни одного слуги, чтобы открыть дверь?
И так как никто не двинулся с места ни в комнате, ни во всем доме, обитатели которого, казалось, превратились в соляные столбы, она сама спустилась вниз, держась за лестничные перила. Большего она и не могла сделать, однако ей удалось стряхнуть оцепенение со слуг, сгрудившихся в вестибюле перед дверью, сотрясаемой снаружи энергичными ударами, и они открыли задвижки и щеколды.
В тот же миг в вестибюль ворвался мужчина в кожаном плаще, продолжая отпускать щедрые ругательства на своем грубом языке и поддерживая с помощью иезуита молодого человека, которого им удалось поднять, а следом за ними огромный дикарь с султаном. Слуги попытались было захлопнуть дверь перед его носом, однако индеец, без труда оттеснив их, как уж, проскользнул внутрь, а следом за ним, толкаясь, вбежали солдаты, не расположенные оставаться один на один со своими соотечественниками, разочарованными тем, что от них ускользнула добыча, и готовыми приняться за них.
К счастью, тщательно обструганные сосновые доски оказались прочными, а в засовах и в запорах не было недостатка. Толпа утихомирилась.
Но не совсем.
Возникший в ее глубинах мощный порыв выбросил к фасаду дома нескольких человек; под неудержимым напором чьи-то плечи наполовину высадили окно на первом этаже, искорежив хрупкие свинцовые поперечины и разбив ромбовидные цветные стекла, с хрустальным звоном посыпавшиеся на плиточный пол.
Ущерб этим и ограничился.
Тем не менее смущение от сознания того, что нанесен урон красивейшему дому, принадлежавшему одному из самых богатых, набожных и влиятельных семейств города, охватило виновных и куда больше способствовало умиротворению толпы, чем удары алебардами и вразумление солдат.
Раздался последний крик изумления, и воцарилась тишина. И к тому времени, когда появился лорд Кранмер в сопровождении графа де Пейрака со своим эскортом и графа д'Юрвиля, возглавлявшего команду матросов, толпа, заметно поредевшая, уже не представляла опасности.