Граф закусил губу и отвернулся в сторону.
— Я все ему высказал, все. Что больше ни на йоту не верю, что его похитили, чтобы потребовать за него выкуп.
Здесь он остановился и замолчал; и молчал до тех пор, пока Брунетти не выдержал:
— А он? Что он сказал?
— Сначала сделал вид, что не понимает, о чем я, сказал, что были письма с требованием выкупа; что же это может быть, если не похищение? — Оторвавшись от спинки кресла, граф резко выпрямился. — Маурицио прожил с нами большую часть своей жизни. Они с Роберто выросли вместе. Как-никак, он был моим наследником…
Граф не договорил; его глаза вдруг наполнились слезами.
— Вот потому-то я и… — произнес он так тихо, что Брунетти едва его расслышал. Но больше он ничего не сказал.
— Что еще случилось вчера вечером? — спросил Брунетти.
— Я потребовал, чтобы он рассказал мне, что он делал в то время, когда моего сына похитили.
— Но в материалах дела сказано, что он был здесь, с вами.
— Да, это так. Но я точно помню, что он отменил деловой ужин, назначенный на тот вечер. Словно он намеренно хотел провести этот вечер здесь, с нами.
— Тогда он никак не мог этого сделать, — заметил Брунетти.
— Но он мог заплатить кому-то, чтобы это сделали за него, — продолжал настаивать граф, и Брунетти не сомневался, что именно так он и думал.
— И вы ему об этом сказали?
Граф кивнул:
— Сказал, что даю ему время все хорошенько обдумать. О моих подозрениях. Что, в конце концов, он сам может пойти в полицию. — Граф снова выпрямился. — Или… поступить так, как подобает человеку благородному.
— Благородному?
— Да, благородному, — веско повторил граф, но так и не потрудился объяснить, что это значит.
— А потом?
— Вчера он целый день отсутствовал. Его не было в офисе, потому что я звонил туда и спрашивал. А потом… Вечером моя жена уже легла спать, и он… ворвался в комнату с ружьем, я подозреваю, он специально ездил за ним на виллу. И сказал… Сказал, что я был прав. Начал говорить гадости о Роберто, ни единого слова правды. — Здесь граф уже не мог удержаться от слез; они градом покатились по его щекам, и он даже не пытался вытереть их.
— …Он говорил, что Роберто был никчемным, избалованным бездельником, и что он, Маурицио, единственный, кто разбирается в делах компании, и поэтому все должно остаться ему одному. — Граф бросил испытующий взгляд на Брунетти, желая удостовериться, отдает ли тот себе отчет в том, какую змею он пригрел у себя на груди.
— …А потом он подошел ко мне вплотную с ружьем в руках. Сначала я ему не поверил, не поверил ни единому его слову. Но когда он сказал, что все будет выглядеть так, будто я сам это сделал… якобы от тоски по Роберто. И я знал, что на этот раз он не шутит.