Неожиданно вспомнив о своих обязанностях хозяина, граф предложил Брунетти сесть и выключил компьютер.
— Какая информация?
— У вашей компании… или компаний обширные связи в Восточной Европе.
— Это вопрос или утверждение? — осведомился граф.
— Полагаю, и то и другое. Я догадываюсь, что вы имеете деловые связи в ряде стран Восточной Европы, но не знаю, насколько они обширны. — Брунетти выждал, пока граф соберется с мыслями, и поспешно добавил: — И какого рода заключались сделки.
— Синьор… я прошу прощения, забыл ваше имя… — начал граф.
— Брунетти.
— Синьор Брунетти, полиция ни на день не оставляла нас в покое в течение последних двух лет. Полагаю, у вас было достаточно времени, чтобы выяснить, насколько обширны мои деловые контакты со странами Восточной Европы и какого рода заключались сделки.
Брунетти понял, что это была явная провокация с его стороны, и потому предпочел промолчать.
— Что, скажете, я не прав? — не выдержал граф.
— Да, несомненно, нам многое удалось выяснить о ваших деловых контактах в странах Восточной Европы. Но это еще не все. По правде сказать, мне удалось разузнать еще кое-какие факты о вашей предпринимательской деятельности, до сих пор нам не известные, поскольку ни вы, ни ваш племянник ни разу об этом не упомянули.
— И что же это за факты такие? — небрежно спросил граф, давая понять, что его вряд ли чем-нибудь удивишь. Да и что нового, в конце концов, сможет сообщить ему этот навязчивый полицейский?
— Торговля ядерным оружием, — спокойно произнес Брунетти, но как только он выговорил эти страшные слова, его пронзила внезапная мысль о том, насколько ничтожны, неубедительны его доказательства, насколько поспешны его выводы, чтобы примчаться сюда, через весь город, и бросить ему в лицо подобного рода обвинение. Серджио не был врачом, и Брунетти так и не удосужился проверить, как тот ему советовал, счетчиком Гейгера, ни останки Роберто, ни место, где их нашли, на предмет радиоактивного излучения. Мало того, он даже не попытался больше узнать об их связях с Восточной Европой. Нет, он вскочил, будто ужаленный, и стремглав сорвался с места, подобно мальчишке, который завидел вдалеке фургончик мороженщика. И все ради чего? Чтобы порисоваться перед графом, разыгрывая из себя умного полицейского?
У графа вдруг задрожал подбородок. Его губы сжались в тоненькую ниточку. Он хотел было что-то сказать, как вдруг его взгляд метнулся в сторону двери: на пороге тихо и внезапно появилась графиня. Он вскочил и быстрыми шагами подошел к ней; Брунетти тоже поднялся, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Но когда он внимательней вгляделся в лицо женщины, остановившейся в дверях, кровь застыла у него в жилах; перед ним стояла высохшая, сгорбленная, дряхлая старуха, опиравшаяся на массивную деревянную трость, которую она сжимала… нет, не рукой, а, скорее, птичьей лапой. Брунетти заметил, что ее глаза сделались бессмысленно-мутными, будто свалившиеся на нее невзгоды навеки затянули их густой пеленой.