— Он это сделал, — упрямо повторял Брунетти, отбирая у Паолы кружку и допивая остатки чая. Он хотел было поставить ее на прикроватную тумбочку, но Паола забрала у него все еще хранившую приятное тепло пустую кружку и задумчиво сжала ее ладонями.
— И его посадят, не сомневайся, — заверила она Брунетти.
— Меня это не волнует, — отмахнулся он.
— Тогда что же тебя волнует?
Брунетти опустился пониже на подушках и поддернул одеяло повыше к подбородку.
— А ты не будешь смеяться? — Паола покачала головой. — Меня волнует… несправедливость.
— Неужели это теперь так важно?
Он выпростал одну руку из-под одеяла, забрал у нее кружку и поставил ее на тумбочку; затем сжал ее руки между ладонями.
— Да. По крайней мере для меня.
— Но почему? — спросила она, подозревая, что ответ ей уже заранее известен.
— Потому что я ненавижу таких, как он, этот граф, не привыкших отвечать за свои поступки. Он из тех, кто шагает по жизни легко и свободно. И никогда не платит по счетам.
— А ты думаешь, смерти его сына и племянника было не достаточно, чтобы оплатить счета?
— Паола, подумай только, что ты говоришь. Он нанял двух мошенников, чтобы убить мальчишку; сначала похитить, а потом убить. И хладнокровно пристрелил собственного племянника.
— Ты не можешь знать этого наверняка, — возразила она.
Брунетти покачал головой.
— Я просто не могу этого доказать и боюсь, что никогда не смогу. Но для меня это ясно как день. — Поскольку Паола никак не отреагировала на эти слова, их разговор на некоторое время прервался, и его последние слова повисли в воздухе.
Наконец Брунетти сказал:
— Мальчишка и так был обречен. Но подумать только, что ему пришлось пережить, — ты можешь себе представить? Сначала эта болезнь, потом заточение, а самое страшное — полная неопределенность, когда не знаешь, что с тобой сделают… Этого я ему никогда не прощу.
— Но ты ведь сам знаешь, это не тебе решать — прощать или не прощать, Гвидо, — мягко сказала Паола.
Брунетти улыбнулся и покачал головой:
— Знаю, не мне. Но ты ведь понимаешь, что я хотел сказать. — Когда она промолчала в ответ, он настойчиво повторил: — Правда, Паола?
Она утвердительно кивнула и крепко сжала его руку.
— Да. — Немного помолчала, а затем решительно добавила: — Да.
— А ты бы как себя повела? — неожиданно спросил он.
Паола отпустила его руку и откинула со лба прядь темных волос.
— Что ты имеешь в виду? Окажись я на месте судьи? Или на месте матери Роберто? Или на твоем месте?
Он снова улыбнулся:
— Ты хочешь сказать, чтобы я оставил все как есть, так? Я тебя правильно понял?
Она поднялась с постели и наклонилась, чтобы подобрать разбросанные по полу газеты; затем аккуратно сложила их и повернулась в сторону Брунетти.