— Мне тут недавно вспомнились слова из Библии… — начала она.
Брунетти вытаращил глаза; Паола всегда была настолько убежденной атеисткой, каких Брунетти за всю жизнь не встречал.
— Там, где говорится «око за око, зуб за зуб», — сказала она. Брунетти кивнул, и она продолжала: — Раньше мне это всегда казалось самой большой глупостью, которую мог изречь Господь Бог. Что это, по сути дела? Призыв к мести? Жажда крови? — Она прижала кипу сложенных газет к груди и отвела взгляд, собираясь с мыслями; потом снова посмотрела на Брунетти: — Но потом вдруг я поняла, что Его слова совсем не о том.
— Я тебя не понимаю, — признался Брунетти.
— Что на самом деле Его слова ограничивают нас в наших поползновениях; понимаешь, о чем я? Что, если ты, к примеру, лишился глаза, это значит, ты можешь требовать только глаз; а если ты потерял зуб, то можешь требовать только зуб, а не руку или, скажем… — она немного помедлила, — новое сердце. — Затем она снова улыбнулась, наклонилась и поцеловала его в щеку. Газеты негодующе хрустнули.
Выпрямившись, Паола произнесла самым обыденным тоном:
— Эти я сохраню. У нас есть в доме бечевка?
— Кажется, была где-то на кухне.
Она кивнула и покинула спальню.
Брунетти нацепил очки, взял с тумбочки Цицерона и углубился в чтение. Примерно через час раздался телефонный звонок. Кто-то взял трубку прежде, чем он сам успел это сделать.
Брунетти подождал минутку, но Паола не подозвала его. Он снова вернулся к Цицерону; признаться, ему сейчас не хотелось ни с кем разговаривать.
Прошло еще несколько минут. На пороге спальни появилась Паола.
— Гвидо, — сказала она каким-то странным голосом, — это звонил Вьянелло.
Брунетти положил книгу на постель и взглянул на нее поверх очков.
— Что случилось? Паола, что? — встревоженно спросил он.
— Графиня Лоренцони… — начала она, но вдруг замолчала и закрыла глаза.
— Что?!
— Она повесилась.
И, едва успев осознать услышанное, Брунетти выдохнул:
— Ах ты, господи… Вот бедолага.