— Ну да.
— Знаешь, Серджио, мы переходим на английский, только когда хотим, чтобы дети нас не поняли. Но теперь им так хорошо преподают его в школе, что они практически всё понимают, и мы и этого больше не можем делать.
— А ты попробуй перейти на латынь, — сказал Серджио со смешком, — она всегда тебе давалась.
— Боюсь, что я все позабыл. Сколько лет прошло… — отозвался Брунетти.
Ему стало грустно.
Серджио каким-то чудом уловил его настроение. Это ему всегда удавалось.
— Я еще позвоню тебе перед отъездом, Гвидо.
— Хорошо. Stammi bene. [10]
— Чао. — И Серджио положил трубку.
В течение своей жизни Брунетти не раз слышал подобное: «только благодаря ему…», и всякий раз не мог не вспомнить о Серджио. Когда Брунетти, который всегда хорошо учился, исполнилось восемнадцать, было решено, что на обучение в университете у семьи нет денег; что он должен сначала встать на ноги и начать вносить свой вклад в семейный бюджет. Брунетти желал учиться так же страстно, как другие в его возрасте желают близости с женщиной. Но что ему оставалось делать? Смириться и начать искать работу. И тогда Серджио, в то время только получивший должность техника-лаборанта, настоял на том, чтобы брат не прерывал учебу, при условии, что он сам будет оказывать семье посильную материальную помощь. Уже тогда Брунетти был уверен, что хочет изучать право, и не столько современное законодательство, сколько историю права, его эволюцию, и причины, по которым оно развивалось именно так, а не иначе.
Поскольку в университете Ка'Фоскари не было юридического факультета, Брунетти пришлось уехать в Падую, что прибавило Серджио новых расходов; ему даже пришлось отложить женитьбу на три года, в течение которых Брунетти стал одним из самых успевающих студентов на факультете. Он даже начал подрабатывать, давая уроки студентам младших курсов.
Не поступи он в университет, он никогда не встретил бы Паолу, с которой познакомился в студенческой библиотеке; и, разумеется, никогда не стал бы полицейским. Иногда он задавал себе вопрос: если бы обстоятельства сложились по-другому и он стал, к примеру, страховым агентом или обычным городским чиновником, изменился бы его внутренний взгляд на мир, на окружающие его вещи? Чувствуя, что праздные раздумья затянулись, Брунетти решительно протянул руку к телефону и снял трубку.
Брунетти так ни разу и не поинтересовался у Паолы, сколько комнат в особняке ее родителей; ему казалось, что это пошло. Он до сих пор не знал, сколько же на самом деле комнат в этом шикарном палаццо. Вот и сейчас он понятия не имел о количестве телефонных номеров, которыми располагал Орацио Фальер. Брунетти знал три номера: первый предназначался для публичного пользования, для друзей и партнеров по бизнесу, второй — только для членов семьи, и третий — личный номер графа, которым он практически не пользовался.