Чужая душа — потёмки. Кто знает, что его гнетёт, от чего он страдает. Может, ему совсем не легче, чем ей. Ему она рассказала, а он ей, возможно, не расскажет никогда.
— Делайте, как хотите… — прошептала она, поникнув плечами, и только сейчас почувствовала, как она замёрзла. Открытые руки, плечи, верх груди в длинном вырезе безрукавной рубашки.
Вэллия поплотнее запахнула одеяло, спрятала руки и плечи, чувствуя на себе взгляд своего мужа. "Ну и смотри, мне то что… От меня не убудет, а тебе, по-моему, всё равно, на что глядеть — на стену или на меня…" Вэллия поджала губы, плохо скрывая обиду на то, что осталась непонятой.
— Хорошо, я обдумаю всё и скажу завтра утром.
Он развернулся и ушёл, Вэллия проводила его взглядом и опустилась головой на подушку. Он обдумает всё, что она сказала, обдумает и решит. Это ещё не победа, но, может быть, это маленький шаг к ней. Она вздохнула и прикрыла глаза.
* * * * *
Весь день, занимаясь делами, общаясь со своим советником, Ниард старался не думать о своей жене, отодвигая все мысли на потом. И только вечером, когда остался в комнате один, маркграф задумался. Что делать теперь? Оставить всё, как есть и ничего не менять? Или вернуть её отцу?
Спать с ней он всё равно не сможет, не пересилит себя. Отправить её домой? Вернуть отцу?
Всё равно жалко девчонку, у неё жизнь тоже выдалась не лучше, если верить тому, что она рассказала, конечно. Но вряд ли кто-то будет лгать о подобном, с таким не шутят. Если так, то граф Вольдейн — жестокий человек, разве можно так относиться к своей дочери? Разве она виновата в том, что так получилось. А он и правда нигде ничего не объявлял, кому, как не им было узнать обо всём первыми, здесь-то, на границе с Лионскими землями. Они с ней вернее всего попытались бы перейти границу именно в Берге. Но они пошли через Ротбург, на восток, дальше, конечно, и почему они решили именно так, — непонятно, ведь через Берг намного ближе. Может быть, они и боялись, что здесь их будут ждать вернее всего.
Так или иначе, его жена досталась ему совсем не девушкой, как положено быть невесте, а её отец скрыл этот позор. И это подло с его стороны. Притом, что она ещё и понесла от одного из насильников-похитителей. И если бы не это, он вообще бы никогда не узнал об этом, граф пристроил бы свою дочь и остался довольным, что обманул молодого вассала. А Ниард был бы всю жизнь ещё и благодарен ему за жену более высокого происхождения, чем сам, за земли. И никто бы ничего не узнал, если бы не этот досадный случай…
И что делать теперь?
Если она вернётся к отцу, тот узнает от неё о том, что её муж несостоятелен как мужчина, станет ли граф молчать об этом из деликатности? Это после того-то, как Ниард вернёт ему опозоренную дочь? Какой сеньор простит такую дерзость от своего слуги? В подобных случаях молчат и проглатывают обиду, а не выставляют промах сеньора на всеобщее обозрение, ведь позор падёт и на дочь, и на её отца — графа. Такое не прощают. А всё графство будет смаковать пикантные подробности в семье графа и его зятя. И все будут показывать в сторону Ниарда пальцами и говорить, что он не мужчина и недостоин своего титула и земель, потому что у него никогда не будет наследника, и земли оставить ему будет некому.