— Зерадас и Мидик Буны, — сказал Фир.
Король кивнул: — Хороший выбор. Фир Сенгар, назначаю тебя вождем экспедиции. Ты — моя воля, и тебе будут подчиняться, как мне. Ни ты и никто из вашего отряда не должны касаться дара. Ваша плоть не должна войти с ним в контакт, понятно? Извлеките его изо льда, заверните в шкуры и доставьте сюда.
Фир кивнул: — Как прикажете, повелитель.
— Хорошо. — Он еще раз оглядел троих братьев. — Многие верят — возможно, и вы сами — что объединение шести племен под лидерством Хирота есть единственная моя цель. Сыны Томада, знайте: это было лишь начало.
Внезапно кто-то вошел в комнату, и его присутствие заставило братьев и короля повернуться к двери.
На пороге стоял к'риснан.
Ханнан Мосаг кивнул. — Рабам, — шепнул он, — выпала трудная ночь. Идемте со мной.
* * *
Темные духи собрались вокруг его души, ибо от него осталась только душа. Беззащитная и ранимая, без глаз видящая, без плоти чувствующая, как собираются смутные звероподобные твари, тянутся к ней, кружат, словно псы вокруг черепахи.
Они голодны, эти духи — тени. Но что-то их удерживает, какой-то глубоко укоренившийся запрет. Они подскакивали к нему и тыкались носами, но ничего больше.
Затем они неохотно отошли, когда нечто, некто, какое-то теплое присутствие оказалось возле Удинааса.
Пернатая Ведьма. Невредимая, во плоти. Ее лицо сияло, серые глаза озадаченно смотрели на мужчину. — Сын Долга, — сказала она и вздохнула. — Они говорят, ты сражался и освободил меня. Даже когда вайвел вгрызся в тебя. Ты ничего не пожалел ради этого… — Еще немного поглядев на него, она закончила так: — Твоя любовь жжет мне глаза, Удинаас. Что мне делать с этой истиной?
Он смог заговорить. — Ничего, Пернатая Ведьма. Я знаю, чему никогда не бывать. Но не хотел бы сбросить это бремя.
— Нет. Я вижу.
— Что случилось? Я умираю?
— Умирал. Уруфь, жена Томада Сенгара, пришла ответить на наши… тревоги. Она потянулась к Куральд Эмурланну и отогнала вайвела. Сейчас она старается исцелить нас обоих. Удинаас, мы лежим бок о бок на политой кровью земле. Без сознания. Она удивляется нашему нежеланию возвращаться.
— Нежеланию?
— Ей приходится бороться, чтобы исцелить наши раны. Я сопротивляюсь, за себя и за тебя.
— Почему?
— Потому что я смущена. Уруфь ничего не видит. Сила кажется ей чистой. Но она… запятнана.
— Не понимаю. Ты сказала, Куральд Эмурланн…
— Да. Но он потерял свою чистоту. Не знаю почему, и как, но он изменился. Он у всех Эдур изменился.
— Что же делать?
Она вздохнула: — Сейчас — вернуться. Сдаться ее настоянию. Поблагодарить за вмешательство, за исцеление порванной плоти. Но мы скажем немного в ответ на все ее вопросы. Все смешалось. Битва с неведомым демоном. Хаос. Ничего не рассказывай об этом разговоре, Удинаас. Понимаешь?