— Надо немедленно принести Келли сюда, — приказала Маргарет.
— Но, миссис Фроли…
— Немедленно, — повторила Маргарет. — Кэти нуждается в ней.
Норман Бонд провел субботу у себя в квартире. Большую часть времени сидел на диване, любовался сверху на Ист-Ривер и смотрел по телевизору последние новости о похищении близнецов.
«Почему я взял на работу Фроли? — спрашивал он себя. — Потому, что хотелось притвориться, будто ничего не было, будто можно повернуть время вспять и снова очутиться в Риджфилде с Терезой? Или мне хотелось поверить, будто наши близнецы живы? Теперь им было бы уже двадцать один. Они считают, что я имею отношение к похищению. Надо же было такое сморозить — назвать Терезу моей покойной женой! Я всегда был осмотрителен, повторял при каждом удобном случае, что она наверняка жива и просто надула Бэнкса, как прежде надула меня».
С того самого дня, как агенты ФБР допрашивали его, Бонд ни на минуту не мог перестать думать о Терезе. Перед тем как он ее убил, она молила пощадить ее ради близнецов, которых носила во чреве, — точно так же, как Маргарет Фроли молила похитителей вернуть ей детей.
«Может быть, вторая дочь Фроли жива. Для получения выкупа убивать ее было ни к чему, — думал Норман. — Кто-то точно рассчитал, что компания выплатит выкуп».
В семь часов он приготовил себе выпить.
— Подозреваемую в похищении видели в Кейп-Коде, — сообщил диктор.
«Норман… прошу тебя… не надо…»
«Выходные дни самые трудные», — думал он.
Бонд перестал посещать музеи. Они наводили на него тоску. Концерты однообразные, какая-то медленная пытка. Когда они с Терезой жили вместе, она часто подсмеивалась над его неусидчивостью и неспособностью к академическим занятиям.
— Норман, ты можешь преуспеть в бизнесе и даже стать покровителем искусств, но тебе никогда не понять, что именно делает скульптуру, картину или оперу прекрасными. Ты безнадежен.
Безнадежен!
Норман налил себе еще стакан. Потягивая вино, пробежал пальцами по обручальным кольцам Терезы — он носил их на цепочке на шее. Два обручальных кольца. Одно, которое подарил ей он сам, — его она, уходя, оставила на туалетном столике. Второе, украшенное бриллиантами, — подарок ее второго, богатого и культурного мужа. Он вспомнил, как намучился, пока снял это кольцо с пальца. Из-за беременности ее тонкие пальцы отекли.
В восемь тридцать Бонд решил принять душ, одеться и пойти куда-нибудь поужинать. Не вполне твердо держась на ногах, он встал, подошел к шкафу и извлек оттуда деловой костюм, белую рубашку и один из тех галстуков, которые, по заверениям продавца «Пола Стюарта», столь удачно дополняли его костюм.