Я взглянул на него со слабой надеждой, что все это только шутка, одна из тех, какими славится Зубастик, но в его стальном взгляде, преисполненном ответственности в высшем понимании этого слова, не было даже самой крошечной искры иронии.
Зубастик напоминал полководца перед битвой народов: насупленные брови, сжатые челюсти, благородно заострившиеся черты лица, туловище прямое, как бердыш, и твердое, словно оловянная миска.
Вывод один: если перестал шутить человек, жизни себе без розыгрышей не представляющий, то дело, безусловно, труба.
Я оглянулся в поисках скамеечки, но в лугах ничего такого не было. Остался стоять, слегка покачиваясь. Не ложиться же мне на землю.
— А мне что делать? — спросил я тусклым голосом.
— Пока — наслаждаться ужином, — ответил Зубастик. — А потом… именно сейчас Талула обрабатывает Гермиону. Это часть плана.
— Она что делает? — промямлил я, тараща глаза.
Изенгрим с шумом выпустил воздух из ноздрей, как бык, готовый броситься в атаку.
— Слушай, Браул, до меня неоднократно доходили слухи, что у тебя не все дома. В свете проскальзывала такая информация, но я не верил, что мой друг стал таким. И не хочу думать, что злые языки правы.
Я прокашлялся, радуясь, что сумерки не дают Зубастику возможности видеть мои горящие уши и щеки.
— Я просто… просто… Талула тоже состоит в том, о чем ты говорил?
— Да.
— Боги… Я ничего не понимаю.
— Я даю тебе время усвоить информацию. Успокоиться.
— Зубастик, ты сам не знаешь, что говоришь! Какое тут может быть спокойствие?
Изенгрим подбавил во взгляд огня.
— Самое обыкновенное. Тебя ждет разговор с Талулой.
В этом месте я едва не провалился сквозь землю.
— Чего ты дергаешься?
— Хм… хм…
— Ладно, идем в дом. Выпьешь виски.
— Виски? Да-да, это хорошая, очень хорошая идея… — отозвался я и понял, что больше сказать мне нечего.
Зубастик смерил меня изучающим взглядом, точно до сих пор сомневался, верно ли пророчество, и взял курс на дом. Мы шли — он, бодрый и прямой, как флагшток, а я — сломленный, шаркающий ногами, словно древний старец.
Темные мысли бродили в моей голове, рисуя страшные картины грядущего. Подумать только — я должен спасти целую вселенную, уберечь от неведомой угрозы гигантское количество невинных душ во множестве миров. Да, от такой новости кто угодно начнет заикаться и потеряет аппетит. Кстати, именно это со мной и случилось. Обошлось, правда, без икоты, но, топча гравий садовой дорожки, я тяготился грядущим ужином и был уверен, что не смогу проглотить ни кусочка.
Уровень шума в особняке повысился, словно собралась в нем не кучка близких знакомых, а целый полк удалых гусар.