– Эмери, а сама ты к какому имени склоняешься? – спросила я.
– Парсифаль хорошо звучит,– ответила моя младшая сестра. – В честь дедушки Бленнерхес– кета. Сокращенно – Перси.
– Очень мило,– пробормотала мама. – Правда же, мам? Папа бы обрадовался.
– Гм, да,– сказала бабушка. – Но для маленького мальчика… по-моему, это имя не слишком подходит. Перси!
– А мне кажется, он даже похож на папу,– не без гордости заметила мама. – Согласен, Мартин?
– О! Еще как! Тем, что у него лицо постоянно красное? – предположил отец. – И нос? Или страстью есть и спать?
– Может, выбрать что-нибудь другое? – многозначительно произнесла бабушка.
– Я не против Остина,– сказала Эмери.
– Прекрасно! Хочешь дать своему сыну имя старого доброго английского производителя автомобилей? – Отец ненатурально улыбнулся.
– Нет,– ответила Эмери. – Просто мы с Уильямом как-то замечательно отдохнули в американском городе с таким же названием. Парсифаль Остин – по-моему, ничего лучшего и придумать невозможно.
– Серьезно? – спросила я. – Ты уверена?
Принимать твердые решения Эмери было несвойственно.
Ее лицо сделалось, как обычно, рассеянным.
– Еще мне очень нравится Улисс.
– Нет, дорогая. Для такого имени надо быть слишком неотразимым. Выбери что-нибудь более приемлемое.
– Над моим именем вы не особенно ломали голову! – злобно воскликнула Эмери. – Если бы ты хоть на секунду задумалась о моем будущем, тогда бы меня не звали всю жизнь Борд! [2]
Мы все постарались сдержать улыбки. Бедняжка Эмери, не отличавшаяся особой сообразительностью, одно время была уверена, что получила кличку Борд из-за плоской груди, и отчаянно набивала лифчик ватой до тех пор, пока кто-то не объяснил ей, в чем соль шутки. Впрочем, тогда ей было уже семнадцать, и звали ее в ту пору все больше Гольфом.
– Если бы твой папа на крестинах был более трезв,– многозначительно глядя на отца, принялась объяснять мама,– и четко изложил священнику свои пожелания, ты носила бы имя Эмили Джейн. Мне очень нравилось это сочетание.
– А если бы твоя мама была чуточку повнимательней,– парировал папа,– она бы, наверное заметила, что священник нам попался – беспросветный тупица! Ему объясняй, не объясняй все равно ни черта не понял бы!
– На мне было тридцать два шва! – вскрикнула мама. – А ты влил в себя ящик «Дом Периньона»!
Ничего подобного я еще не слышала. Знала одно: папа ждал мальчика, а когда снова родилась девочка, отказался участвовать в выборе имени.
– Что? – требовательно спросила Эмери, глядя то на мать, то на отца. – Получается, вы даже не собирались так меня называть?