– В некотором смысле,– сказал папа, дожевывая бутерброд. – Впрочем, твое имя не такое уж плохое. А что? Давайте назовем паренька Перси! Это слово напоминает мне о безобразных стихах Уосдейлмира. И о нелепом столе, на котором он заставлял нас играть после ужина в теннис. В ушах так и звучит его голос: «Бей половчее, Дайли!»
Бабушка бросила на стол салфетку.
– Не будет он Парсифалем, и точка!
Странно, что она так взбунтовалась. Дедушка давно умер, а вдовствовать у бабушки получалось очень даже весело. Впрочем, наверное, эта беседа всколыхнула в ее сердце горькие воспоминания.
– Придумала! – воскликнула я. Мне пришла блестящая мысль. – Если тебе, Эмери, так хочется назвать сына в честь кого-то всеми нами любимого, можно взять другое отличное имя.
Все в изумлении уставились на меня.
– Кличку твоего самого первого домашнего питомца!
Все наши собаки были похоронены на специальном небольшом кладбище, в лесу. На каждой могилке, как и полагается, стоял надгробный камень. Вокруг мама посадила шиповник.
– Боджер? – Эмери наморщила нос. – Нет, не могу, Мел. Идея неплохая, но как-то это будет странно.
– Боджер был котом, дорогая, так что он не считается. – Мама повернулась ко мне. В ее глазах блестели слезы любви и скорби. – Мелисса имеет в виду Катберта!
– Катберт! – все вместе, включая папу, прокричали мы, приходя в неописуемый восторг.
Берти был самым первым нашим бассет-хаундом. Когда он умер, вся наша семья неделю носила траур, а похоронили мы его вместе с его любимой корзинкой, одеяльцем и полуфунтом ароматного чеддера.
– Замечательная мысль! – воскликнула бабушка. – Берти Макдональд! Не имя, а просто прелесть!
– Об остальном пусть позаботится Уильям,– успокаиваясь, решила Эмери.
Наутро я встала немыслимо рано, чтобы успеть вернуться в Лондон до часа пик Остальные домашние еще крепко спали – я в этом не сомневалась.
Я на цыпочках спустилась по лестнице и пошла к кухне – хотела выпить чашечку кофе на дорожку – и вдруг заметила за дверью мелькание теней. На миг я почти поверила в смехотворные мамины россказни – якобы в доме водится дух обесчещенной рыцарем служанки.
Оказалось, никакой это не дух. А всего лишь няня Эг.
– Как рано ты встала,– прошептала я, опуская на плиту чайник.
– А куда деваться? – протрубила няня, не заботясь о спящих. – В шесть сорок пять пойду будить мамашу, чтобы сцедила молоко, а в семь надо кормить мальчонку!
– В шесть сорок пять? – изумленно переспросила я. – Но ведь Эмери вчера упала без задних ног!
– Ну что за выражения! – проворчала няня Эг. – Королева бы сказала «утомилась».